Елена Литвин
Закончился очень страшный и реалистичный, почти документальный сериал «Школа». Кино о том, как мы калечим своих детей. И громко возмущаемся, если кто-то попытается сказать, что так нельзя.
Сериал сразу вызвал бурю негодования. Персонажей фильма называли «редкостными мразями», а действительность фильма – неправдоподобной и лживой. А еще «кучей дерьма», которая не должна попадать в поле зрения людей искусства, изображающих жизнь.
Были фильмы куда как страшнее. Американский «Слон», эстонский «Класс». Но они настолько страшные – в обоих фильмах подростки приходят в школу и всех убивают, – что это даже не воспринимается. Хотя оба фильма сняты по реальным событиям, от них легко отмахнуться – ну это же чернуха, запредельные состояния, единичные, пусть и катастрофические случаи.
Было много хороших книг обо всем этом, но художественная литература использует иносказание, полунамеки, завуалированные смыслы. Настолько завуалированные, что не всегда до них и доберешься.
А тут все понятно, что аж дух захватывает. Поэтому и возмутительно: проняло. Хотя нет в фильме чернухи. И нету там ни одной мрази. А есть там обычные дети, и их очень-очень жалко. Почему они мрази? Просто потому, что обычно герои художественного произведения не обладают отрицательными чертами. А если и обладают, то какими-нибудь извинительными и позволительными. А тут нормальные человеческие слабости. Из-за трусости. Из-за желания понравиться, завоевать свое место в коллективе. Из-за глупости. И они у каждого – абсолютно каждого! И вот как понять такое? Журналисты спрашивают у актеров: «Ваши персонажи – плохие?» Они не спрашивают, умные ли они, интересные ли, достойные ли, красивые ли, талантливые ли. Надо четко определиться – они плохие или хорошие. Немцы или русские. Наши или не наши.
В самом начале фильма часто звучит слово «личность» Кое-кто претендует на то, чтобы ею называться. Уважаемый, авторитетный (и авторитарный) пожилой учитель заявляет, что видел личность последний раз году в восьмидесятом. Дети – это не личности. Они никто. Они не имеют права голоса, права своих желаний и мыслей, права на ошибку и на самостоятельное решение. Вместе с тем инфантильность, воспитываемая в детях, родителями же гневно осуждается. Стоит проявить свою растерянность и несостоятельность хоть в чем-то, как разверзнутся небеса и прогремит голос с небес. «Ты что, идиот вообще?! Ты соображаешь хоть что-нибудь?! У тебя мозги есть?!» Нету мозгов. Откуда? У родителей все мозги.
Что, к слову, весьма сомнительно. Сколь-нибудь внятных ценностей своим детям не сформулировал ни одни родитель в «Школе» Функцию – объяснить, что хорошо, а что плохо, что имеет значение в жизни, что нет, возложено на школу. Которая не справляется с этой задачей катастрофически (там работают такие же родители). И которая может предложить детям только пафосные бесконечно устаревшие банальности. Монолог Данко о том, что надо пожертвовать даже своей жизнью ради всеобщего блага. Ведь имеют значение не твои желания и стремления, а то, как ты выглядишь в глазах общественности. «Нет слова «хочу», есть слово «надо»!» «Я – последняя буква алфавита!» «Что люди (в РАЙОНО, в других вышестоящих инстанциях) скажут?» «Все люди как люди, а ты!..»
Ломать любое проявление индивидуальности. Нравиться любой ценой. В ущерб себе. Всеми силами быть в коллективе, льстить, лебезить, лицемерить, заискивать, поддакивать. Исключение из школы – самая страшная угроза, которую можно придумать. Изгнать. Отвергнуть. Покарать не подчинившегося.
«Ты не личность!», – говорит учитель в «Школе»
«Ты чудовище, деточка!», – говорит бабушка родной внучке.
«Вы не справляетесь с ними. Бывший классный руководитель держал их в ежовых рукавицах», – обвиняют родители.
Мы требуем, приказываем, заставляем. Орем, бьем и оскорбляем. Пугаем и угрожаем («если ты не закончишь ВУЗ, ты закончишь свою жизнь под забором!») Воспитываем, переживаем. А любим ли? Уважаем ли? Вызываем ли желание быть такими, как мы? Или, наоборот, порождаем маниакальное стремление убежать из дома при первой же возможности – замуж, в ВУЗ, в красную армию – лишь бы от родителей, лишь бы подальше?
«Зачем вы работаете в школе? Вы же детей ненавидите. Идите торговать», – отвечает девятиклассник классному руководителю.
«Вокруг них одни воспитатели и ни единого друга», – согласится та в конце фильма.
«Я плохой учитель», – признает авторитарный пожилой учитель, стоя над свежей могилой покончившей собой внучки.
Самоубийство главной героини было нужно режиссеру, видимо, для того, чтобы и палку не перегнуть, как в «Слоне» или «Классе», и показать, насколько все-таки все серьезно. Чтобы не отмахнулись от фильма, как от… «мразей» и «кучи дерьма» Потому как мразям довольно хреново бывает. Нашим мразям. Которые наши дочери и сыновья.
«Берегите себя! Ради себя, ради своих родителей!», – плачет беременная учительница, в недавнем стародевичестве довольно противная. Живите своей жизнью – для себя, своей семьи и своих друзей. Ради удовольствия, а не для того, чтобы соответствовать. Создатели фильма предлагают не самые плохие жизненные ценности. Во всяком случае, гораздо симпатичнее монолога Данко.
Учительница, подружившаяся со своей ученицей, с которой они на «ты», вместе ходят по распродажам и обсуждают личную жизнь старшей подруги, – в финальной сцене пьет с ней в клубе вино, они танцуют и поют караоке. «Уходим, уходим, уходим, наступят времена почище!» Первая реакция – ну что ж такое! Учительница – и вот чему она ребенка учит?! Потом понимаешь, что не ребенок ведь уже. Он сам уже учительницу научить может – и не такому! Да и учительница учит, по сути, тому, что со взрослыми можно дружить и доверять им. А не только ненавидеть, врать и называть неудачниками.
Последний кадр – на экране караоке появляется мигающая надпись. «Вы набрали сто баллов! Вы набрали сто баллов! Вы набрали сто баллов!»
Сдается, долго нам еще не набрать сто баллов. Даже близко не набрать.
Комментарии
Уважаемые читатели! В связи с напряженной внешнеполитической обстановкой мы временно закрываем возможность комментирования на нашем сайте.
Спасибо за понимание