Экс-первый заместитель министра здравоохранения Карелии, главный врач республиканского онкологического диспансера Ерванд Хидишян об онкологической службе, смене работы, уголовных делах и госзакупках.
|
"Я вернулся туда, откуда когда-то не хотел уходить", – говорит главный врач республиканского онкологического диспансера Ерванд Хидишян. Вот уже три месяца как он снова руководит учреждением, из которого в 2003 году ушел на повышение – в министерство здравоохранения Карелии. Обратная дорога в диспансер для Ерванда Арутюновича была длинной: семь лет первый замминистра, пять месяцев безработный, полгода заместитель главного врача Перинатального центра. Что изменилось за эти годы в онкологической службе, и на что пациентам можно надеяться в будущем? Почему ушел "в никуда" с поста первого замминистра? Каково оказаться в подчинении тех, кем когда-то руководил? На эти и многие другие вопросы Ерванд Хидишян откровенно ответил "Столице на Онего".
Люди жалуются…
– Ерванд Арутюнович, на онкодиспансер всегда нельзя было без слез смотреть. Условия, в которых здесь лечат людей от страшного недуга, далеки от нормы. За эти восемь лет хоть что-нибудь изменилось в лучшую сторону?
– Мы всегда хотели создать нормальные условия для пребывания пациентов в диспансере. К сожалению, далеко не все то, что планировалось, было реализовано. Проведен ремонт приемного отделения, операционной, рентгеновского отделения, заменили окна в клиническом корпусе. Но последние три года никаких работ в диспансере не проводилось. Средств не было.
В диспансере катастрофически не хватает площадей. С 60-х годов стационар увеличился со 100 до 180 коек, выросла заболеваемость, появились новые виды исследования, новые службы, новые задачи по раннему выявлению недуга, изменились требования к помещениям и т.д. И сегодня мы имеем то, что имеем – малая пропускная способность операционной, очереди на госпитализацию и саму операцию. Люди жалуются, называют нас черствыми. Но при этом никогда ни один доктор не откажет в госпитализации тому, кто нуждается в срочной помощи, несмотря на очередь.
– Сейчас все трубят о модернизации здравоохранения. Онкологическая служба попала в это программу?
– Напрямую онкологическая помощь в программе модернизации не звучит, но реализуется федеральная программа "Онкология", в которую Карелия пытается попасть в течение последних двух лет. Тем не менее, в этом году в рамках модернизации онкодиспансер планирует получить часть оборудования: эндоскопическое, ультразвуковое, для работы в операционной, современный наркозно-дыхательный аппарат, цифровой маммограф. Параллельно с этим мы ведем работу с производителями нового лучевого гамма-терапевтического аппарата "Рокус". Нашему аппарату уже 30 лет. Он действительно и физически и морально устарел. Есть опасения, что через пару лет мы не сможем точно дозировать лучевую нагрузку, в результате чего у пациентов могут быть осложнения. Чтобы не допустить этого, нужно менять аппарат. И такое решение принято в правительстве республики, поддержано Законодательным собранием, учтены средства в бюджете этого года. В настоящее время мы согласовываем все вопросы с производителем. Надеюсь, что вскоре мы все решим, и в следующем году у нас будет новый аппарат.
– А как насчет площадей? Куда новое оборудование ставить, если помещений по нормам не хватает?
– Работаем и в этом направлении. На сегодняшний день ведется разработка проектно-сметной документации строительства нового гамма-терапевтического корпуса, где будем осуществлять всю лучевую диагностику и лучевую терапию. В проекте предусмотрены помещения для рентгеновского отделения, компьютерного томографа, специальные помещения для проведения различнх методов лучевой терапии и 30 коек радиологического отделения. Планирум приобрести линейный ускоритель – современный аппарат для лучевой терапии, который позволяет четко устанавливать границу и дозу облучения. Корпус будет расположен на нашей же территории, рядом с радиологическим отделением.
– За чей счет и когда будет построен этот корпус?
– Документация должна быть готова весной следующего года. Решается вопрос о включении нашего объекта в адресную инвестиционную программу республики. За счет бюджета республики проводится проектирование и начало строительства. Выполнив определенные условия, мы сможем попасть в федеральную программу "Онкология". Правда, за это время мы будем должны решить все организационные вопросы с первичной сетью лечебных учреждений: первичное обследование, порядок направления пациентов в онкодиспансер и многое другое. Иначе будет сложно претендовать на федеральные средства.
Онкодиспансер роднее
– А что не устраивает в работе первичной сети?
– Нас не устраивает то, что творится в поликлинике онкодиспансера, которая из специализированного учреждения превратилась в обычную поликлинику. Здесь должна проводиться более углубленная или специализированная диагностика. Тогда мы повысим интенсивность работы, как первичного уровня, так и диспансера. Сейчас же большая часть наших пациентов приезжает необследованной с одним направлением на руках. С утра в поликлинике большие очереди, что приводит к конфликтным ситуациям. А все из-за того, что на местах не проводится тот минимум обследований, который должен быть сделан. 50-52 процента пациентов нашей поликлиники вообще не имеют оснований для консультации онколога.
Министерство сделало нас ответственными за изменение этой ситуации. И мы начали работу в этом направлении. Планируется проведение выездного семинара-совещания в Костомукшей нынешней осенью. Будут рассмотрены вопросы ранней диагностики злокачественных образований, порядок оказания помощи онкологическим больным. Затем поедем в Сегежу и Сортавала. Наша задача не сбросить работу на кого-то, а привести ее в соответствие с утвержденными нормативными документами. Когда будет известен порядок и ответственность каждой стороны, будет легче, прежде всего, пациенту.
– В связи с модернизацией здравоохранения сегодня практически все учреждения встали на ремонт. Онкодиспансера это коснулось?
– Ремонты идут и у нас. Работы начаты в радиологическом и хирургическом корпусах. Также проводим капитальный ремонт помещений под современное отделение ИТАР. На освободившихся площадях, где сейчас находится ИТАР, в следующем году после ремонта откроем новые палаты. Вообще в 2012 году предстоит еще много чего сделать. Здания-то с 60- годов капитально не ремонтировались.
– Комплекс работ огромный. Вас в онкодиспансер и позвали, чтобы Вы, имея опыт, с этим справились?
– Предыдущий руководитель Семен Ефимович Нильва сделал очень многое для диспансера и мог еще работать, но неожиданно принял решение уйти. Я в это время работал замом главврача в Перинатальном центре. И когда министр предложила мне перейти в диспансер, я не сразу согласился. За полгода работы в Перинатальном центре много было запланировано и оставлять все на полпути не хотелось. Но оставил. Онкодиспансер мне роднее. Я здесь работал и знал планы развития учреждения.
Поздравления для Бойнича
– Вы семь лет отработали в министерстве, а сейчас подчиненный тех, кем когда-то руководили…
– Идя на госслужбу нужно понимать, что это явление не постоянное. Нельзя видеть себя в этом статусе до конца дней своих. Госслужба – это не работа в диспансере. Там другая ответственность, другие принципы взаимоотношений, другие правила. Демократии, как в учреждениях, быть не может – там ранг, приказ. Так и должно быть. Это большая хорошая школа. Она научила меня многому. Не могу сказать, что мне было сложно перейти из ранга министерства в ранг больницы. Было небольшое смятение, но оно быстро прошло.
– Не скучаете по министерству?
– Уже нет. Я ушел сам, написав заявление 29 апреля 2010 года.
– Вы ушли в никуда. Многие считали, что это было вызвано скандалом вокруг бывшего министра здравоохранения Валерия Бойнича, ставшего фигурантов двух уголовных дел...
– Я ушел из министерства по другой причине. Проработав много лет в госслужбе, я понимал, что новый руководитель набирает новую команду и здесь никаких обид быть не должно. У меня состоялся разговор с Эльмирой Зильбер: "Скажите мне заранее, если я не устраиваю вас как работник. Предпринимать какие-то шаги, чтобы остаться здесь, не собираюсь". Но так получилось, что она не успела сказать заранее. Нормальный ход для госслужбы. Я ушел. Лично к Эльмире Курбанкадиевне у меня осталось такое же отношение, как и до ее прихода в министерство.
– А с бывшим шефом, Валерием Дмитриевичем общаетесь?
– С прошлого года не видел. Но поздравляем друг друга с праздниками.
– Как Вы считаете, насколько обоснованы претензии правоохранительных органов к Бойничу? Вы же вместе работали и занимались госзакупками.
– Когда проводятся такие масштабные мероприятия, где присутствуют огромнейшие деньги, у надзорных органов справедливо возникает вопрос: "А все ли там чисто?". Поэтому основания для проверок есть. Но, с другой стороны, когда начинаются такие разбирательства, нужно понимать систему, как это все происходит, как формируются заявки, как выискивается оборудование, как создаются техзадания. Это же огромнейший труд. Ведь в здравоохранении работают медики, никто технического образования не имеет. Естественно, приходится обращаться в интернет или к каким-то производителям и составлять из трех-четырех техзаданий какое-то среднее. Если что-то не удается, то всегда будут какие-то пункты, которые вызовут вопросы. Видимо, были причины для того, чтобы в Карелии завели уголовные дела.
– А Вас не смущает, что эти дела так затянулись?
– Наверное, не все так просто. На этом деле лично я очень многому научился. Я понял, что нужно думать не о том, что нужно купить хорошее, а как правильно оформить документы. Купить хорошее и правильно оформить бумаги – это не одно и тоже. На сегодняшний день в системе закупок самый незащищенный – это заказчик. На страже проведения процедур стоит 94 закон, на страже потенциальных участников торгов – закон о защите прав конкуренции и т.д. По законодательству участник конкурса, недовольный торгами, может обратиться с письмом в ФАС. Сразу же приостанавливается проведение конкурсных процедур до разбирательства. Это приводит к отсрочке и отмене конкурса. Это болезненно, потому что есть товар, который необходим для работы каждый день. И потом гарантий того, что на торги будет представлено хорошее оборудование, которое необходимо, у заказчика нет. По информации коллег из других регионов знаю, что на рынок идет в большом количестве дешевая продукция. Я не говорю, что она плохая, в целом, это оборудование красивое, функционирует, соответствует техническим нормам, но чаще только в гарантийный срок своей работы. Как будто там какой-то счетчик стоит: отработало гарантийный срок и начинает постоянно ломаться. И это проблема. Ремонтировать-то за счет бюджета приходится. И когда я смотрю в Интернете результаты торгов, где оборудование заявляется на 2,5 миллиона, а закупается за 900 тысяч, у меня большие сомнения, что этот аппарат хорош по своим техническим характеристикам.
Семья поддержала
– Как ваши родные отнеслись к вашим хождениям без работы?
– Пока я работал в министерстве (рано уходил, поздно приходил, сплошные командировки), родные меня практически не видели. Первое время у них, наверное, был шок от моего решения. Было лето, масса других дел. И я благодарен жене и дочери, которые меня поддержали во всем.
– Вы не работали около полугода. Тяжело было активному человеку ничего не делать?
– Первые две недели было хорошо. Я планировал отпуск, и он состоялся. Мы поехали ко мне на родину в Сухуми. А когда вернулся, оказалось, что у меня масса свободного времени, и был период не очень хорошей адаптации. Но ничего, прошло и это. Самое главное не зацикливаться на ситуации. Я всегда считаю, если не можешь изменить ситуацию радикально, то нужно искать варианты. Это касается и работы. Иногда, кажется, что цейтнот полный, выхода нет. Тогда нужно просто остановиться и зайти с другого бока. У меня, правда, остановка эта затянулась. Все это время мои девочки меня кормили.
– Когда человек теряет пост, то многие из окружавших его людей, которых он считал друзьями и хорошими знакомыми, исчезают. Безработный Хидишян не оказался в изоляции?
– Мои друзья никуда не делись. Они постоянно звонили, интересовались моими делами. И не друзья тоже звонили. Я убедился, что не зря провел эти годы в министерстве. Хотя, конечно, были такие, которые пропали. Это жизнь.
– А не было желания вернуться на родину?
– Я покинул Сухуми, когда мне было 17 лет. Ни разу не пожалел, что все эти годы прожил в Карелии. Здесь хороший народ. Северная природа не очень отразилась на характере людей – нет суровости, есть молчаливость. Здесь и супругу нашел. Здесь дочь выросла. Сейчас она перешла на второй курс медфака ПетрГУ. Династия ли это? Не знаю. Время покажет.
Беседовала Наталья Соколова
Комментарии
Уважаемые читатели! В связи с напряженной внешнеполитической обстановкой мы временно закрываем возможность комментирования на нашем сайте.
Спасибо за понимание