10 ноября страна не заметила, как отметила очередную годовщину со дня смерти Леонида Ильича Брежнева. И, в общем-то, обоснованно не заметила. Поскольку всему народу огромной страны, называвшейся тогда СССР, о смерти вождя было позволено узнать только 11 ноября 1982 года.
Почему-то я хорошо помню этот день. С утра по обоим каналам телевидения крутили «Лебединое озеро». «Лебединое озеро» с утра пораньше – это ничего хорошего не предвещало. Либо кто-то помер, либо война началась. Это хорошо понимали все граждане. Увидев по телеку «Лебединое озеро», все начинали к чему-то готовиться и куда-то собираться. Кто в тюрьму. Кто в армию. Кто на партсобрание. Кто в деревню – подальше от «политики». Кто в магазин – закупаться тем, чем еще можно было закупиться без талонов. Кто – к ближайшей пивточке (многие ли сегодня знают, что это было такое?), чтобы узнать все новости из первых рук.
Накануне у нас была какая-то студенческая вечерина. Просыпался я под «Лебединое озеро» долго и мучительно. Во рту… ну сами знаете. Первую пару в универе, конечно, проспал. Да и ко второй опаздывал. Поднялся, протопал на кухню. Первым делом высосал через носик весь кипяток из двухлитрового чайника. Вторым делом прихватил из сковороды на плите пожаренную мамой котлету. С котлетой в руке чистил зубы в ванной мерзким «Поморином». Натягивал джинсы – настоящий «Левайс», которые были мне катастрофически малы. Мотал шарф прямо на рубашку, свободной рукой пытаясь попасть в рукав куртки. Лохматил перед зеркалом (тогда еще) волосы… Мне было восемнадцать.
По улице гулко металась музыка из громкоговорителей. «Ленин всегда живой…», «Знайте, каким он парнем был…» Я бежал. Мне было жарко. «Левайс» тер заклепкой живот. Взмокший, со смешанным вкусом «Поморина» и котлеты во рту, я вбежал в центральное фойе Петрозаводского университета.
В фойе было странно. Приличная толпа студентов и преподавателей стояла спиной к дверям, устремив взгляды к телевизору, подвешенному над лестницей. «Брежнев помер! Сейчас будут сообщать… Занятия отменили…» – шепнул мне кто-то рядом. Помню и первую свою мысль при этом известии: «Слава богу! Значит, прогул не запишут…»
Наверное, я был молодой бесчувственной свиньей. По телевизору диктор читал текст об утрате, постигшей все прогрессивное человечество. В толпе некоторые девчонки плакали. Преподаватели стояли с каменными челюстями. Отсутствующим, рассеянным выражением лиц на общем фоне хорошо выделялись гэбэшники и стукачи. Я не чувствовал тогда ничего. Ни плохого, ни хорошего. Мне было все равно…
Ну дурак был. Как тогда говорили: «Что с тебя, дурака, взять, кроме анализов…»
Чем моему поколению запомнился Леонид Ильич? Хотел написать «Афганистаном» – но нет, как ни странно, скорее не этим. Скорее – трехчасовыми речами на очередном Съезде или Пленуме ЦК. Смешными поцелуями с престарелыми руководителями стран «народной демократии». Бесчисленным количеством анекдотов о нем и с его участием. Дефектами речи, превращавшими высокие слова в забавную труху: «Сосиски сраны…» Нудным изучением бессмертных творений вождя «Малая земля», «Возрождение» и «Целина», из которых вся огромная страна хорошо запомнила лишь одну (но какую!) фразу Брежнева: «…И я выпил две рюмки водки под мои любимые пельмени». Мужики в пивнухах, во дворах и на завалинках с удовольствием цитировали эту фразу, запивая ее кислятиной под названием «Прибрежное», которую в народе называли «При Брежневе»…
 |
Сейчас я иногда думаю об этом. И думаю вот что: а ведь это была любовь! При всем идиотизме, царившем в стране, при всем беззубом шамкании, при всеобщем дефиците и талонах, при «железном занавесе», при джинсах за 150 рублей, при Афганистане и Анголе, при «застое» и диссидентстве, при бесконечной помощи «братским народам», при повальном пьянстве и неурожае, при систематических повышениях цен «по многочисленным просьбам трудящихся»… Любовь! «Передайте Брежневу: будем пить по-прежнему!» Русская, бессмысленная – любовь!
Ни один руководитель страны после Брежнева такой любви уже не снискал. А нынешним – и мечтать о таком не надо. У них вместо народной любви – рейтинги ВЦИОМ и Левада-центра.
А еще я всегда почему-то вспоминаю Брежнева, когда смотрю на старенький холодильник «Саратов II», который стоит у меня на даче. Смешной белый ящик с ручкой на двери, как у 401-го «Москвича». Типичный продукт брежневской эпохи. Мои родители купили его за год до моего рождения. Мне пятьдесят. Брежнев умер. Папа умер. Мама умерла. А холодильник – молотит! Наверное, он будет молотить и тогда, когда умру я. В этом его бесконечном тарахтении, согласитесь, есть что-то странное и мистическое.
Когда-то, в 70-е годы, этот холодильник был всегда набит битком – при том, что в магазинах ничего не было. А сейчас в магазинах полки ломятся, а огромный холодильник с трехэтажной морозилкой у меня дома стоит всегда пустой…
Когда-то телевизор показывал всего два канала – и по обоим часто шло «Лебединое озеро». Сейчас у меня в «ящике» – 120 каналов, а смотреть нечего…
Когда-то мои родители вставали в пять утра и шли занимать очередь к книжному магазину, куда должны были привезти какое-то издание. Сейчас в книжных магазинах – глаза разбегаются, а только никто уж ничего не читает…
Когда-то мы смеялись над брежневскими изречениями. А сейчас они почему-то звучат с каким-то новым, с горечью, смыслом… У меня кое-что осталось в вузовских конспектах – вчитайтесь.
«Дорогие товарищи империалисты».
«Политик – дерьмо. Но как целуется!»
«Экономика должна быть экономной».
«Маргарет Тэтчер пытается носить брюки Уинстона Черчилля».
«Не могли сделать как положено. Вот, черт побери, влипли в историю!»
«Хрущев развенчал культ Сталина после его смерти, а мы развенчали культ Хрущева при его жизни».
«Мы хотим, чтобы энтузиазм, живость ума, молодая энергия оставались у наших людей на всю жизнь».
«Только факелом знания народ, добывший свою свободу, может осветить себе путь к счастливому будущему».
«Знания, человеческий гений становятся в наше время важнейшим источником прогресса и могущества каждой страны».
«Наша армия мира является оплотом мира во всем мире. Когда наша армия мира находится во всем мире, дело мира торжествует мирно».
«Учитель, образно говоря, осуществляет связь времен, он звено в цепи поколений. Он как бы передает эстафету из настоящего в будущее, и это делает его труд таким увлекательным, истинно творческим».
И наконец:
«Кто, как не родители, должен заботиться о том, чтобы дети не только хорошо усваивали все те знания, которые дает школа, но и приучались к порядку, дисциплине, чтобы они соблюдали нормы жизни нашего общества…»
Post scriptum.
Анекдот в тему.
Советские ученые изобрели машину времени. Право первым испытать ее, конечно, предоставили Генеральному секретарю ЦК КПСС, Председателю Президиума Верховного Совета СССР, четырежды Герою Советского Союза Леониду Ильичу Брежневу. Посадили в машину и спрашивают у него:
— Куда изволите, Леонид Ильич?
— В светлое будущее.
После возвращения рассказывает: «Оказывается, товарищи, мы живем в темном застойном настоящем! Но когда я собрался назад, все они из светлого будущего как ломанутся ко мне в машину — еле ноги унес!»
Комментарии
Уважаемые читатели! В связи с напряженной внешнеполитической обстановкой мы временно закрываем возможность комментирования на нашем сайте.
Спасибо за понимание