Арви Пертту: "Я всю жизнь живу в Карелии"

Чтиво. Частная жизнь
08:42, 24 Апреля 2014
Загрузка...

Писатель Арви Пертту, чьи книги выходят в Карелии и Финляндии, родился в 1961 году в Петрозаводске. Его отец – известный карельский прозаик Пекка Пертту, мама – исследователь фольклора и поэтесса Унелма Конкка.

Он начал публиковаться как переводчик с финского, первый рассказ Арви Пертту был опубликован в 1986 году. Публиковался в газетах и журналах, коллективных сборниках. В 1989 году вышла на финском языке книга "Костер у Лосиного камня". Затем последовали романы "Петрозаводский симпозиум", "Экспедиция Папанина" и другие. С 2001 года живет в Финляндии, однако несколько раз в год навещает родные места.

Беседа Вениамина Слепкова с Арви Пертту происходит в редакции журнала "Север", публиковавшего повесть Пертту "Коридор" и роман "Экспедиция Папанина".

Роман "Экспедиция Папанина"

– Арви, какую роль в том, что ты занялся литературой, сыграло то, что ты родился в семье писателей?

– Огромную! Я начинал свою писательскую деятельность с того, что папа давал мне свои рукописи, мне было три года, а я чиркал там красным карандашом…

– Редактировал?

– Да… Ну, не писательство с этого началось, а сама идея, что профессия может быть связана с бумагой. Это была игра, а потом… Главным для меня был язык. Вот мы с тобой сейчас говорим по-русски, но пишу я на финском. И язык мне дали родители. В семье говорили только по-фински, русский я осваивал на улице, в садике, в школе. Русский я знаю с детства, но это для меня второй язык. С детских лет привык пользоваться двумя языками, это продолжается и сейчас. Моя нынешняя жена – русская, хоть и живем мы в Финляндии.

– А когда возникло желание сочинять истории, излагать их на бумаге?

– В школьные годы. Свой первый "роман" я написал где-то в двенадцать лет.

– О чем?

– О космосе. Научно-фантастический роман. В те годы космосом увлекались все дети, любили научно-фантастическую литературу, многие пытались сочинять сами.

– Родителям показал? Что они сказали?

– Сказали: "Молодец! Продолжай дальше!".

– Как дальше складывались отношения с литературой? Ты поступил в Литературный институт…

– Я два раза поступал в Литературный институт.

– Что помешало закончить обучение?

– В первый раз, когда я поступил, как переводчик, у меня случилась любовь. Познакомился с девушкой, студенткой… Ее выгнали за аморальное поведение. Поскольку в общежитской комнате ее застали у меня, а не меня у нее… поэтому решили, что виновата она. Но я ушел за ней, из солидарности.

– А второй раз?

– Я поступил на отделение прозы, но через год мне предложили учиться в Финляндии.

– В Академии Топелиуса в Оривеси в 1991-1993 годах ты прошел курс прозы, поэзии, драмы и критики. Как за два года можно все это пройти?

– Это очень хорошая школа! Она не дает писательского диплома, но суть в том, что там можно постоянно общаться с писателями. Они преподают, рассматривают и обсуждают работы учеников. Я до сих пор почти со всеми – однокурсниками и преподавателями – поддерживаю отношения. Эта школа для меня стала воротами в литературный мир Финляндии.

– Но ты вернулся, работал здесь в газетах, был завотделом единственного российского финноязычного литературного журнала, выпустил книгу… Но в 2001 году вновь покинул Россию. Почему ты уехал?

– Две версии – на выбор. Во-первых, любовь. Я познакомился с финской девушкой… Изначально я не собирался уезжать, напротив, она сюда приехала, прожила год в Петрозаводске. Вторая причина – в России шла очередная чеченская компания, происходили взрывы домов, обстановка была пугающей, для меня, во всяком случае. Я знаю, что многие люди восприняли приход Путина к власти, как благо для страны, мол, появился, наконец, сильный руководитель, который способен искоренить последствия ельцинского бардака, навести порядок. Мне же казалось, что возникла угроза демократическим свободам, появившимся в России. Несмотря на то, что я влачил полуголодное существование – сам помнишь это время, у меня зарплата была два с половиной миллиона, а зарплату тогда измеряли в сантиметрах, эти деньги кончались за неделю после получения… Но только по этой причине я, возможно, не уехал бы. Но тут моя супруга забеременела. Она художница, снимала здесь мастерскую среди гаражей каких-то. Наступила весна, снег растаял, поднялась вода, и окрестные крысы полезли к ней в мастерскую. И она не выдержала, сказала, что рожать здесь не хочет: свет не горит, отопление не работает, крысы лезут… Так мы уехали.

– Ты можешь назвать русских и финских авторов, которые оказали влияние на становление тебя, как писателя?

– Ну, если говорить о русских писателях, то набор будет слишком хрестоматийным…

– Толстой, Достоевский?

– Конечно. Об этом и говорить нет смысла. О финских… Прежде всего, наверное, Ханну Салама…

– Мне неизвестно это имя.

– Он начал писать в 60-е годы XX века.

– Наш современник…

– Старший. Я его лично знаю, сейчас он уже в почтенном возрасте, последняя часть его автобиографической тетралогии вышла в 2005 году. Но его творчество на меня произвело огромное впечатление. Потом, безусловно, финская классика. Мои дети, рожденные в Финляндии, учившиеся в финской школе поражаются тому, что я люблю финскую классику, которую они сейчас не понимают – язык, стиль.

– Видимо, потому, что язык меняется.

– Да, и в России, кстати, то же самое. Современные российские школьники много понимают у Пушкина? Для них Пушкин – памятник, он не для того, чтобы читать…

– Ну, Пушкин – не Тредиаковский…

– И тем не менее.

– Вернемся к финским классикам. Кто? Алексис Киви?

– Да, Киви для меня – опорный пункт. Современные молодые люди Финляндии его не понимают, а для меня он – основа языка. Как Пушкин – наше всё в России, так Алексис Киви – наше всё в Финляндии. И еще Линна, наверное…

– "Неизвестный солдат"?

– Да, это хрестоматийное произведение. Я мог бы привести этот роман в качестве аргумента в споре с людьми, которые говорят о нелюбви к русским, которая будто бы есть в Финляндии. На самом деле я проявлений нелюбви не видел. Ладно, я – свой, но нынешняя моя жена – русская, и она никогда не сталкивалась с негативным отношением. Она удивляется: "Откуда люди взяли, что русских в Финляндии не любят"… Роман Линны – насколько он антивоенный! Да, речь идет о войне, но Линна не отстаивает чью-то точку зрения, я бы сказал, он "не за красных и не за белых". Он показывает войну как бред: взрослые люди, им бы землю пахать, женщин любить, детей растить, а они бегают с автоматами по лесу, стреляют.

– А о чем писал Салама?

– Ломал стереотипы. Его самый знаменитый роман "Танцы Иванова дня" был расценен как богохульство. В 1965, кажется, году автор попал под суд, а издателя обязали уничтожить весь тираж. Конечно же, это только прибавило автору славы. Я могу его сравнить с Хемингуэем или Стейнбеком. Он рассказывает о чем-либо, не высказывая прямо свои выводы. Такая модернистская проза, популярная в те годы… Он, кстати, коммунист, что не мешает ему быть реалистом.

– Хорошо. Ты приехал в Финляндию. Как ты входил в литературу, была ли конкуренция? Стало ли легче в материальном плане?

– Думаю, приехав в Финляндию, я только там и начал писать. Потому что здесь у меня не было читателя. Здесь по-фински читали бабушки. А читателей моего возраста не было. Когда я переехал в Финляндию, я оказался в замечательной ситуации, понял, что у меня есть читатель, есть, для кого писать, не думая, поймет меня бабушка или нет.

– А для кого писали твой отец, Аннти Тимонен, Яакко Ругоев, Ульяс Викстрем, Ортьё Степанов?

– Так они и есть – поколение, от которого к нашему времени остались одни бабушки. Когда они писали, читатель был, а когда стал писать я, читателя уже не было. Понятно, что "бабушки" – это обобщение. Ну, написал я, папа прочитал, мама прочитала, а еще-то – кто?

– Нынешний редактор журнала "Carelia" Армас Машин, рассказывая о своем трудовом пути, говорил, что перестал заведовать отделом оригинальной прозы в журнале по причине исчезновения этой прозы. Ты считаешь, что финноязычные писатели ушли вслед за читателем?

– Безусловно. Правда, есть вопрос – где они, эти писатели? Я знаю нескольких человек, которые уехали туда и ничего не пишут.

– Они не смогли пробиться, или потеряли желание писать?

– Видишь ли, здесь они были востребованы, как национальные кадры, поэтому что-то из себя представляли, а там они кто? Там свободный рынок, надо доказывать постоянно, что ты нужен читателю.

– Арви, ты уехал в Финляндию с романом "Петрозаводский симпозиум".

– Да, он был написан здесь, и даже напечатан здесь на финском, но уже на финские деньги. Я уехал в Финляндию, меня там еще никто не знал, но Фонд Общества финской литературы – серьезная организация, занимающаяся развитием финноязычной литературы – выразил готовность профинансировать издание романа. Когда роман вышел, меня заметили. И главное, что меня заметили критики и издатели. Мне не нужно стало заботиться о том, чтобы где-то зарабатывать себе на жизнь. Я стал зарабатывать литературой.

– У тебя один конкретный издатель?

– Нет, я менял издателей.

– Почему?

– Потому что я пишу очень разные вещи. Коммерческий издатель, как правило, хочет серию. Следующая книга должна быть похожа на предыдущую, чтобы ее можно было продавать на той же волне. А у меня так не получается, каждая новая книга – совсем другая. Поэтому издатели менялись…

– То есть, ты живешь на гонорары от своих книг?

– Нет. Я живу на писательские стипендии.

– Каждый писатель их получает?

– Нет, только те, кому дают. Есть множество фондов, поддерживающих литературу. Когда меня спрашивают, в чем заключается моя профессиональная деятельность, я отвечаю – в писании заявок. Каждый год я пишу пять-восемь заявок в разные фонды, из которых одна срабатывает.

– И тебе дают деньги, чтобы ты мог спокойно писать новые книги.

– Да.

– Это государственные фонды?

– Есть государственные, есть частные. Самые престижные стипендии – это именно государственные. В фондах созданы комиссии, которые оценивают творчество писателя. Присылаешь свои книги, и комиссия решает, стоит ли предоставлять писателю стипендию, чтобы он мог продолжать работать над книгами.

– Ты получал государственные стипендии?

– И не раз.

– А гонорары – дополнение?

– Ситуация с гонорарами, наверное, сравнима с российской, но только финские писатели не понимают, почему русские авторы не зарабатывают денег. Ведь Россия – страна огромная! А Финляндия – маленькая, читателей, покупателей книг гораздо меньше.

– Ну, какой тираж у твоего романа "Экспедиция Папанина"?

– Книга есть всегда. Ее допечатывают, пока есть спрос. На данный момент в Финляндии продано больше двух тысяч экземпляров. С каждого проданного экземпляра я получаю двадцать процентов. Процент оговаривается в договоре с издателем. Такого, чтобы издатель единовременно выплатил автору какую-то сумму и дальше только сам получал деньги от продажи, в Финляндии нет.

– Если я правильно понял, чисто литературным трудом – на гонорары с проданных книг – в Финляндии жить невозможно?

– Возможно. Но таких писателей – десяток на всю Финляндию.

– Авторы коммерческой литературы?

– Не только.

– Им не надо писать заявки на стипендии…

– Так им и не дают. Там учитываются доходы. Стипендия позволяет не думать ежедневно о хлебе насущном, а спокойно сосредоточиться на творчестве. Если у писателя и так средств хватает, ему стипендию не дадут.

– Ты член финского ПЕН-клуба. Что это такое? Аналог нашего Союза писателей?

– Во-первых, я член Союза писателей Финляндии. Как и Российского союза писателей. В отличие от России, в Финляндии один Союз писателей.

– Что это за структура?

– Профессиональный союз. Я плачу взносы, и я получаю полную отдачу: юридическую поддержку, материальные гарантии. Сломается компьютер – Союз выплатит мне грант на приобретение нового. Если я не получу стипендий, и мне не на что будет жить, то Союз писателей меня спасет. Кроме того, есть писательские дачи, я могу написать заявление с просьбой предоставить возможность провести какое-то время в этих домах творчества, и мне дадут такую возможность.

– За деньги?

– Бесплатно. Каждый год одному и тому же человеку не дадут, но время от времени… Союз писателей имеет вес в обществе, лоббирует интересы писателей, влияет на формирование политики министерства культуры…

– А ПЕН-клуб?

– В России эта организация ассоциируется с какой-то политической деятельностью, но на самом деле это не совсем так. Я плачу ежегодно небольшие взносы в эту организацию на то, чтобы ПЕН-клуб помогал писателям, которые попали в беду. Например, в Африке писателя посадили в тюрьму за общественную деятельность, эти деньги идут на его поддержку.

– В твоем первом романе "Петрозаводский симпозиум" дело происходит, как следует из названия, в Петрозаводске… С частью его, которую ты назвал повестью "Коридор", можно познакомиться по публикации в журнале "Север". "Экспедиция Папанина" – также место действия – Петрозаводск. О чем следующие романы?

– Всегда о Карелии. Я – карельский писатель.

– Действие романа "Скумбрия" к каким годам относится? И тоже о Петрозаводске?

– Частично. А действие – начало двухтысячных годов.

– Сейчас вышел новый роман…

– Он называется "Боль", но еще не вышел, он появится осенью. Он посвящен Гражданской войне в Карелии.

Роман "Боль"

– В нашей литературе были книги, посвященные этому времени. Тот же Эрнест Кононов в романе "Борозда" писал о нем, Николай Яккола в "Водоразделе"... У тебя какой-то свой взгляд?

– Писали многие, тема больная. Но ты понимаешь, что всеми карельскими классиками эта тема трактовалась в соответствии с линией партии. Я не ставил задачи опровергнуть их, но дал другой взгляд… Мой родной дядька, старший брат отца, все это прошел. Ему было тогда семнадцать лет – пацан… Я ставлю себя на его место. Он прошел всю эту войну, которую и называют по-разному, "белофинская авантюра", например. Ее недооценивают как настоящую Гражданскую войну в Карелии, страшную войну, разрывавшую семьи… Дядя был с красными, был с англичанами, с финнами и закончил в 1922 году в составе Карельской повстанческой армии. Он все прошел и, что самое интересное, выжил и даже не был посажен… Времена были такие, не за всеми уследили.

– И ты, как Вяйне Линна, не даешь оценок?

– Наверное, все же, я даю оценки. Но, знаешь, подождем выхода. Тогда поговорим о романе.

– Понимаешь, Арви, для этого мне надо прочитать роман, а я читаю на русском. На русском у тебя выходил рассказ в "Дружбе народов", повесть в "Севере", роман "Экспедиция Папанина" также в "Севере", а затем отдельным изданием. Получается, что основная часть твоего творчества русскоязычному читателю неизвестна. Ты ждешь переводчиков?

– Есть человек, который хочет перевести "Скумбрию", ищет издателя.

– Почему ты сам не переводишь? "Коридор" – часть "Петрозаводского симпозиума" перевел же…

– Скучно. Неинтересно. Я работаю как переводчик, ты знаешь, но переводить себя, это писать заново тот же роман на другом языке. А я же уже в других мыслях совсем…

– Ты хочешь большей известности у российского читателя, тебя интересует этот рынок?

– Рынок меня не может интересовать, поскольку я не издатель. Но быть прочитанным в России я бы хотел. Я же пишу-то все время про Карелию, это родина моя, я все это люблю! Так исторически сложилось, что в Карелии живут в основном русские, а я пишу по-фински. И хочу, чтобы меня знали живущие здесь люди.

– Ты назвал себя карельским писателем. Что для тебя карельская литература, что такое – быть карельским писателем? В давние годы такие определения давались…

– Я не хочу прибегать к таким формулировкам, какие давались в те годы. Я говорю о сегодняшнем дне.

– И что есть сегодня карельский писатель? Где критерий?

– Любовь, наверное. Можно писать на карельском, на финском, на русском… Но если есть в текстах любовь к этому краю – значит, писатель карельский. Неважно, где писатель живет и где издается. Можно уехать в Техас, а писать о том, как ездил на рыбалку на Белое море. Кстати, я всю жизнь живу в Карелии, лишь два с половиной года провел в западной Финляндии, а сейчас – вновь в Карелии, только финской. Если есть эта любовь, этот надрыв, от которого никуда не деться… Дело не в пейзаже, не в религии, не в языке. Есть в Карелии какой-то особый дух…

– Ты можешь четко сформулировать, что это такое? В чем особенность? Что такое – карельский дух?

– Если бы я знал эту формулировку, я, наверное, и книг больше бы писать не стал. Все мои книги – об этом…

– Может быть, карельский ты писатель или нет – самоощущением определяется?

– Определяется тем, за что душа болит!

фото: Татьяна Каракан

Подписаться
А вы знали? У нас есть свой Телеграм-канал.
Все главное - здесь: #stolicaonego

Комментарии

Уважаемые читатели! В связи с напряженной внешнеполитической обстановкой мы временно закрываем возможность комментирования на нашем сайте.

Спасибо за понимание

Выбор читателей