Когда 27 августа, в первом часу ночи, мне позвонил бывший директор-распорядитель "Творческой мастерской" Евгений Балалаев и сказал: "Наташа, Гена Залогин умер, сообщите всем", сон как рукой сняло. Верить в то, что больше никогда не увидишь этого удивительного, ЖИВОГО и непосредственного человека, талантливого актера, обладавшего пластичным и многоплановым дарованием, так не хотелось. Ведь фраза, растиражированная нами, журналистами, "Залогин – это наше все" возникла много лет назад отнюдь не случайно. Экс-директор "Творческой мастерской", создавший вместе с актерами-энтузиастами Русского театра драмы этот любимый сегодня многими петрозаводчанами театр 21 год назад, был действительно ВСЕМ как для своей труппы, так и для зрителей, так и для нашей пишущей и снимающей братии. Потому что Залогин в кабинете ли директора, на сцене ли, на интервью отдавал себя работе всего без остатка, искреннее переживая за то, что делает. При этом он столько тепла дарил людям, окружавшим его, что хватило бы, наверное, не на один отопительный сезон в Карелии. И народ тянулся к Генашке, Генке, Геннадию Борисовичу. Его, "играющего директора", занятого практически во всем репертуаре "ТМ", приглашаемого в качестве конферансье на большинство публичных мероприятий Карелии и крупных и не очень банкетов, узнавали на улицах, ему улыбались, с ним здоровались. Его любили по-настоящему. Потому он сам был настоящий.

Моя первая встреча с Геннадием Борисовичем состоялась в "Творческой мастерской" около 10 лет назад. Завлит театра Мария Крауклит представила меня, тогда еще начинающую журналистку директору. "Читал, читал, – польстил мне Залогин. – Витива – звезда". Но тут из коридора в кабинет завлита заглянула моя коллега по цеху Анна Гриневич: "Геннадий Борисович, а как же я?" "Ты, Гриневич, – звездище, – расплылся в улыбке Залогин. И тут же добавил: "А Ермолина – п…ще". Так я познакомилась с директором "ТМ" и с его любовью к ненормативной лексике. Во время любого интервью он раз 20 употреблял слово, означающее женщину очень легкого поведения и раз 10 эпитет, означающий конец или финал чего-либо. Так смачно материться, как Залогин, у нас, наверное, не умеет никто. "Три высшие школы мата мною пройдены еще в молодости: военный городок, ГИТИС и флот. И хотя ругаться нехорошо, я смогу защитить диссертацию по русской нецензурной традиции", – объяснял свое умение артист.

Ругаться Залогин умел. Директор театра и местного Дома актера не выбирал выражений, когда бился с чиновниками от культуры, защищая своих коллег от произвола бюрократов с их "концепциями" и "бюджетированием". Но три года назад он устал от этой борьбы. "Я устал кому-то что-то доказывать, – сказал тогда Геннадий Борисович. – Хотя пытался объяснить нашим чиновникам, что и как должно быть, чтобы театр мог нормально существовать. Но когда у министерства своя правда – правда плохого менеджера, – все объяснения бесполезны".

Залогин уехал в Москву за два года до пенсии. Белокаменная приняла его с распростертыми объятьями. Став заместителем директора театра Александра Калягина "Et Cetera", он просыпался каждое утро со словами: "Господи, почему я не сделал это раньше?!" При этом с Петрозаводском Геннадий Борисович постоянно был на связи. Своих он всегда с удовольствием принимал, разбирая раскладушки и топчаны в съемной квартире. "Я сам всегда был и буду провинциалом. И пусть все ко мне едут с ночевкой. Я никогда не стану стопроцентным мАсквичом", – говорил артист.

Когда "Творческой мастерской" исполнилось 20 лет, Залогин сразу примчался на юбилей. Тогда, в ноябре прошлого года, он удивил многих – Геннадий Борисович очень сильно похудел. Некоторые сразу стали строить догадки о том, что актер серьезно болен. Но сам Залогин лишь отшучивался: "Не дождетесь! Нельзя уже и похудеть! Многие звонят и спрашивают: "Как тебе это удалось? Мы тоже хотим". А секрета-то никакого нет. Я ничего специально для этого не делал. Просто много хожу пешком и дважды в неделю плаваю в бассейне". Оказалось, что на самом деле Геннадий Залогин уже тогда был серьезно болен, он просто не обращался к врачам. Он, любящий жизнь, всегда спешащий что-то сделать для театра, для своих коллег, друзей, родных, меньше всего уделял внимание своему здоровью. Даже, когда перенес инфаркт в Петрозаводске, заботиться о себе больше не стал. Но уходить так рано он не собирался.

"Я постоянно слежу за судьбой "Творческой мастерской", – поделился Геннадий Борисович год назад, когда приезжал в Петрозаводск оформлять свою "северную" пенсию. – Знаю все, что происходит в культуре республики. Но писать мемуары о своей жизни в карельском искусстве пока не собираюсь – это дело будущего. Хотя дневничок в Москве веду. Но что касается петрозаводского периода моей жизни, то и записывать на память ничего не надо – разбуди меня ночью, все расскажу, все помню". Теперь он не сможет нам ничего рассказать. Теперь служителям Мельпомены в Карелии некому будет поплакаться в жилетку. Нам осталась только память об этом солнечном человеке, отдавшем карельской сцене 28 лет своей жизни, яркой и неповторимой жизни.