Люди в целом обычные. Неуклюжие, одутловатые, потеющие в жару, с нелепыми чертами лица, кое-как набросанными на фасад, чтобы смотреть, нюхать, потреблять. Такими нас видят инопланетяне – биологическими особями, с одним сердцем, одной головой, набором конечностей, мышечной массой, сознанием, подсознанием, генной памятью.

Люди. Мы такие. Выходишь в люди - и вокруг люди. Ничего примечательного, сердце не бьется учащенно при виде таких же, как ты. Если только ты не провел на льдине в океане одинокие дни и месяцы.

Но бывают исключения. Сегодня такой день, когда человеческая популяция смогла меня удивить.

Первый случай: я пересекала неуправляемый перекресток имени двух соавторов учения Энгельса-Ленина (сразу вспомнила, как моя баба Лена по старинке называла улицу полным именем Фридриха Энгельса, но вставные зубы не давали звукам вылетать плавно и членораздельно. И если фамилия еще как-то пулей летела прочь, то Фридрих слипался в какого-то фррдррха. И теперь для меня улица Энгельса внутри всегда звучит по баблениному "Фррдрхаэнгльса"). Иду, значит, поперек фрдрха, а на Ленина выруливает машина с открытыми окнами, за рулем голубоглазый загорелый небожитель из рекламных журналов. Такой красоты, такой идеально лицевой наружности, что я бесконтрольно застонала, как от зубной боли. Прям находу. Прям вслух. Прям на всего Фрдрхаэнгльса. Пожилой прохожий бросился мне навстречу: "Женщина, вам плохо?". Да мне хорошо, старичок. Мне так хорошо, что я не сдержалась. А что, толстухи тоже любят красивых мужиков. Когда бабы начинают судачить про мужчин, которые предпочитают молодых и красивых, я думаю, эй, клуши, на себя посмотрите. Вас же тоже не возбуждает брюхан с лысинкой. Вы можете его уважать и даже любить, но титьки восстают из бездны, когда вы видите голубоглазого мускулистого глянцевого парня неопределенного возраста, которому наплевать на вашу личность или душу. Он бы просто завалил вас в ближайшем уединении и баз слов отодрал. Если бы вы были им под стать. Любая хорошая девочка мечтает быть отодранной мускулистым, белозубым, лет 30-40, самцом. Без слов. А лучше с грубостями. И жирухи тоже иногда об этом мечтают. Особенно когда придет в гости филолог да как начнет про поэтику Блока и безысходность Рэмбо.

Меня так всколыхнул мимолетный красавчик в машине, что я еще пару часов не могла включить умственные настройки. Но потом рацио победило, я ж не тряпка, я солидная 45-летняя женщина с идеями и талантами. Я заставила себя работать. И когда шла домой через "Ленту", это был уже обычный биоматериал, клуша в ситцевом платье еле тащила свои почти 100 кг в сторону дома. И вдруг: мать твою за ногу, что ж за день – мимо прошел такой невозможно самцовый самец, будто Тарзан, спрыгнувший с ветки с похабными намерениями. Дикий, игривый, даже посмотрел мимолетно в мою сторону, но быстро отвернулся, что он там мог отыскать возбуждающего в этих 100 кг ситца. И у меня началось заново.

Бывают такие мужики, от которых ноги гнутся, целлюлит плавится. Я помню, как мы поехали со Светкой на семинар в Сыктывкар. Унылый такой, по ремеслам. Участники – женщины сложной судьбы, лепящие изделия на удачу, на деньги, на привороты. Мы отзевали  три дня этого вялого режима, как вдруг под самый занавес на сцену вышел эксперт по креативным индустриям из Эстонии. И в аудитории будто изменились фильтры. Из серых и унылых тонов все окрасилось в теплые уютные цвета, запахло молодостью, здоровьем, сексом. Красивый, остроумный мужчина просто расхаживал и что-то говорил, мы смеялись. Но, было похоже, что у все баб в аудитории лопнули резинки от трусов. Это и называется сексапильностью. Ты видишь человека и понимаешь, что готов ему отдаться без раздумий. В обычной жизни ты долго думаешь: дать не дать, твой человек или нет, одних ли вы Мандельштамов с ним потребляете. А тут не до мандельштамов. Просто снимаешь трусы и ложишься.

Вот в таких вот смешанных чувствах жируха 45-ти лет заканчивает трудовую вахту. Слава богу, больше никакого красавчика не встречу, дома у меня кроме котов все несексуальные. Хоть поспать нормально по-стариковски, без этих звериных фантазий. Пойду возьму вязание и пустырника накапаю. А то чета разволновалась не на шутку.

Я бы хотела идти по улице, как Моника Белуччи в любимом фильме "Малена", чтобы движение на улице останавливалось.

А хожу, как Фаина Раневская. Движение, тоже, кстати, могу остановить. Но по другим причинам.