Несколько дней назад встречался с коллегой – московским исследователем, специализирующимся на современном Китае.

Он то ли в шутку, то ли всерьёз спросил: стали ли региональные власти понимать риски, которые несёт навязываемая федеральным центром стратегия выстраивания экономического сотрудничества с Китаем. Я ответил, что всё пока как-то непонятно. В Поднебесную регулярно командируются ответственные чиновники, но никаких новых заводов и фабрик пока в республике не появляется.

За счёт бюджета будут приглашены китайские блогеры, которых накормят-напоят и покажут природные щедроты гостеприимной Карелии с надеждой, что они (блогеры) донесут китайским товарищам важную новость о ждущих их на русском Севере гостиницах и ресторанах. Ведь пока, как получается , туристы из КНР "привыкли приехать со своим экскурсоводом, не заплатить нам ни копейки, напрямую заплатить за объект показа и средство размещения". "Было бы странным ожидать другого", – парировал коллега. "При средней зарплате в 460 долларов в месяц путешествия даже в Читу или в Иркутск не рассматриваются как массовые направления. Куда уж тут Петрозаводску?".

В этих размышлениях, конечно, есть рациональное зерно. И здесь в первую очередь стоит разделять привлекательность для туристов, желающих своими глазами посмотреть новые удивительные места, и условия для ведения современного бизнеса. От многих петрозаводских предпринимателей приходилось слышать практически единогласное "если китайцы захотят что-то купить в Карелии, то приедут и купят, а инвестировать они сюда не будут – они хотят, чтобы все покупали у них". Действительно, ни цена рабочей силы, ни транспортная доступность, а точнее – удалённость, ни регуляторная среда не стимулируют потенциальных китайских инвесторов обратить внимание на гипотетические возможности совместных проектов. Сама по себе Карелия с её крайне ограниченным потребительским спросом не интересна как рынок сбыта. А если и говорить о рынке сырья, то "лес в Сибири, камень на Урале, рыба в Приморье".

Китайское направление российской внешней политики актуализировалось в качестве реакции на сокращение взаимодействия с европейскими странами. Это сокращение, конечно, неравномерно. Газ и нефть всё равно направляются европейским потребителям. В европейских банках в европейских валютах хранят свои сбережения отечественные олигархи. Именно там устраиваются "запасные аэродромы" для супругов и детей. Посещаются концерты и биеннале. Там сыр и хамон. Как-то ни разу не встречал соотечественника, доверительно сообщающего, что вот прикупил квартирку или домик в столь полюбившейся нынешним карельским чиновникам китайской провинции Фуцзянь. В отношении соседней Финляндии и несоседней Германии такая практика выглядит куда более привычной.

При этом ведь важно понимать, что, начав раньше, Китай более преуспел в разработке тактики принятия глобализации. Китайские студенты в американских и британских университетах – привычное явление. Китайские компании в Силиконовой долине – форпосты лояльности потокам китайских денег. И лоббизм Пекина не идёт в сравнение с российским. Китай делает с любым know-how то, что Россия с миропорядком, – раскалывает код и копирует.

Но есть, однако, и серьёзные проблемы. Те, о которых уже несколько лет говорят ведущие китаеведы: в последние годы Китай обретает всё больше черт, которые превращают его в икону для альтернативных правых по всему миру. Западная пресса, исправно демонизируя Пекин в рамках борьбы за права человека и торговой войны с США, только ускоряет этот процесс. Гипертрофируя отдельные элементы политики КНР, она делает образ Китая ещё более привлекательным для определенной категории собственных граждан. Для них китайское государство выглядит как остров благословенного модерна в океане западного постмодернистского декаданса. Новости о поражающих воображение многокилометровых мостах, высокоскоростных железнодорожных магистралях, гигантских заводах приходят преимущественно из Китая. Со стороны это выглядит примерно так же, как для безработного американца 1930-х годов выглядели известия о стройках советской Карелии или массовых общественных работах в нацистской Германии.

Нынешняя общественная модель в Китае не является демократической. В ней полно идеологии, круто замешанной на национализме и партийном контроле, консолидации власти, армии и силовиков. Отсюда и отсутствие гражданских свобод; и культ верховного лидера, чьи мысли сразу же становятся частью официальных документов и повседневностью рядовых граждан.

– Возможно, здесь как раз и кроется ответы на вопросы, над которыми бьются лучшие умы республиканского правительства. Как наладить сотрудничество с Китаем? Как успешно продать образ милой, уютной и застенчивой Карелии китайскому авторитарно-индустриальному раю?