Металлоискатели не помогут

На днях ехал в питерском метро и думал о теракте, который произошел здесь в начале недели. Даже представить страшно, что вот здесь, прямо здесь, мог прогреметь взрыв и кого-то убить, а кому-то испортить всю оставшуюся жизнь.

Насколько все же мы все не защищены. И это при полной иллюзии активной борьбы за безопасность. Мы живем в обществе, где металлоискатель стал обыденностью, такой же, как банкомат или телефон. Вот только какого террориста нашел хоть один металлоискатель?

Мы живем там, где действует режим пропуска везде, где везде фейсконтроль, камеры, люди в форме, слежка, где нужно носить с собой паспорт, чтобы показать, что ты не террорист (будто пишут это в паспорте). Только почему-то, когда реально взрывается, камеры в лучшем случае способны лишь промотать назад, а вовсе не предотвратить.

А еще у нас для борьбы с террором создаются Росгвардии и прочие как бы ведомства и как бы законы. Но кого за год своего существования обезвредила Росгвардия, кроме собственных школьников?

Вся эта битва со злом в виде этих фейковых защитников в одночасье становится каким-то цирковым номером, цель которого показать иллюзию защиты, спектакль, если хотите, а не реально защитить.

Самое страшное, что мы действительно привыкли к этому. По телеку войны круглые сутки, мы смотрим, впитываем таблетки цинизма и равнодушия, которыми нас кормят наши кормчие. Мы уже и к терактам привыкли настолько, что и переживаем из-за них как-то по-другому, обыденно.

В этот же день я оказался в Стокгольме на журналистском семинаре. Сразу по прилету мы узнали про теракт в столице Швеции с грузовиком, который наехал на толпу людей. А потом была бомба в норвежском Осло, позднее громыхнул Египет.

Словно все черные силы сошли с ума в одночасье. И Европа, надежная и безопасная, вдруг тоже стала местом повышенного риска. А Египет вновь подтвердил статус опасной точки.
Почему-то вспомнились слова одного из героев бессмертного произведения Михаила Булгакова про то, что человек смертен, но иногда он внезапно смертен и в этом фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.

Три года колонии

Наверное, эти слова могла бы вспомнить и фельдшер Суоярвской больницы Ирина Щербакова, которую на минувшей неделе Суоярвский суд приговорил к трем годам колонии-поселения с отсрочкой отбывания наказания. Она – тот самый фельдшер, которая получила звонок от погибающих на Сямозере минувшим летом детей и никак не отреагировала.

Казалось бы, вот она – виновная. Получила наказание и что тут спорить. Дети позвонили, сказали, что тонут, а фельдшер не отреагировала. Только почему-то нет удовлетворения от этого приговора. Может быть, потому, что фельдшера Щербакову показательно сделали крайней в этой истории.

Миллиарды рублей выделяются у нас на работу МЧС, на организацию службы спасения, а звонки поступают почему-то единственному на весь район, загруженному другой работой фельдшеру. Да и звонок-то был такой, что не было никакой возможности понять, что и где происходит. Несколько секунд странной мало понятной беседы – и теперь дочь хорошего фельдшера Щербаковой три года будет ждать маму из колонии.

Те же, кто свалил ответственность за всю службу спасения на рядового фельдшера, останутся дома. Они не виноваты, конечно. Дело по Сямозеру идет к тому, к чему обычно и приходят такие дела – весь груз ответственности ложится на плечи рядовых сотрудников. Таковы у нас законы.

Карельские Исаакии

Кстати, законы могут много. Например, легко и безвозмездно передавать исторические памятники Русской православной церкви. На минувшей неделе в Петрозаводске стало известно сразу о двух таких актах передачи городских объектов под лоно церкви. Одно из них – бывшая глазная больница на улице Федосовой – двухэтажное красивое здание. Второе – дом купца Марка Пименова на Луначарского, где сейчас находится гинекологическое отделение.

Первый дом уже, собственно, передан. Второй, как сообщалось, будет передан церкви после завершения строительства перинатального центра на Древлянке и переезда в него отделения больницы.

Главный вопрос, который хочется задать: зачем это делается? Ответ на самом деле дали еще в Петербурге после передачи РПЦ Исаакиевского собора. Звучит он просто – государство заигрывает с церковью. Старательно делает это уже много лет.

Предположу, что не просто так, а ради ответной поддержки.
Довелось мне говорить с людьми, близкими к церкви. Говорят они, что многим священникам это не нравится. Почему, спрашиваю. Потому что самой церкви от этого потом хуже и будет, отвечают. Церковь должна быть вне политики, говорят они. Но, похоже, уже поздно.

Не хотелось бы завершать на печальной ноте. В Карелию на минувшей неделе полетели первые большие самолеты из Москвы. Цена радует. Она сопоставима с поездкой в купе поезда. Хочется верить, что хотя бы на этот раз все получится, и авиаперевозки не прекратятся по-тихому, а действительно составят конкуренцию гегемонии РЖД.

Такой запомнилась минувшая неделя. Надеюсь, наступившая обойдется без взрывов и терактов.