Ирина Русанова: Королева в изгнании

 

Лучше Русановой, казалось бы, придумать директора невозможно. Она криклива, как генерал, матерлива, как прапорщик, заботлива, как маршал и проста, как солдат. Но зато в ее полках всегда полный порядок. Когда она была директором Филармонии, ее детище получило второе место среди провинциальных филармоний России, серебряный диплом, Золотую медаль академика Лихачева и орден знак почета «Общественное Признание» от интеллигенции Петербурга.

Она привозила к нам звезд от Михалкова и Меньшикова до Распутиной и Киркорова. Причем, умудряясь дружить со всеми, кого возит, она и до сих пор обменивается любовными sms-ками с некоторыми из них. За своих артистов она готова была, что говорится, "орган зрения на орган сидения натянуть", всегда выбивала им звания, премии, все блага и теплые места под солнцем и своей административной команде тоже. Неудивительно, что когда в начале 2000-х в нашем «большом» начались смены директоров и забастовки, Русанову просто перебросили на трудный культурный участок, чтобы погасить напряженность, даже не спросив ее желания. И она свою историческую миссию достойно выполнила. И поскольку Русанова всегда была костром, вокруг которого все грелись, то с ее уходом в Филармонии погас костер. Его просто потушили. А наш генерал на новом боевом посту, уже будучи депутатом республиканского парламента, добывает деньги на ремонт театра. Там уже все дышало на ладан, проводка была просто опасной для жизни. И когда во время представления прямо на сцене случился настоящий пожар с эвакуацией зрителей и артистов, Катанандов поверил в то, что театр с колоннами пора ремонтировать.

А когда ремонт почти закончили и собирались праздновать 100-летний юбилей театра, недавний министр недавней культуры Карелии сказала: «Извини, Ира, Катанандов просил избавиться от тебя».

 

За что уволили Русанову около трех лет назад, она не поймет до сих пор. Но, как говорил Фридрих Дюрренматт: «Любого, ничего ему не объясняя, можно посадить в тюрьму лет на десять, и где-то в глубине души он будет знать, за что». Задавала слишком много вопросов, имела депутатскую трибуну и слишком много знала? Была несговорчива, имела свою собственную жесткую позицию? Впрочем, этот стиль увольнения всех строптивых был свойственен почившей в бозе власти.

Но кто же пострадал больше от этого увольнения? Несомненно, театр лихорадило не меньше Русановой. Драму успели закрыть, а артистов уволить. А Русанова со всем своим полувековым опытом директора сидит у себя на даче в Сяпсе и собирает вокруг богему, как в старые добрые времена. К ней инкогнито прибывают артисты театра и кино, собираясь у костра вблизи ее беседки, смакуя ее знаменитые карельские отбивные – сыроежки. Музыка, стихи, гитара – все, как в Филармонии. Только без помпы, без дежурного букета от министра за несколько тысяч рублей, без приветственных адресов, а просто, сердечно, со стихами серебряного века, с матами и реалиями века нынешнего.

Русанову помнят и москвичи-питерцы, и местная богема. Летом просто художественные выходные неминуемы. Наскоками у нее рыбачат и штампуют шедевры писатели, театроведы, модные критики, артисты подтягиваются к вечеру на запах ухи. Рядом с дачей дом творчества СТД, оттуда тоже не зарастает народная тропа через сосновую стометровку. Легче перечислить, кого у Русановой не было в это время. Перебывали Сухоруков, Певцов (еще и написал в ее туалете «В Карелии все прекрасно, даже сортиры»). Были Глушенко с сыном Калягина, Сергей Юрский, Татьяна Васильева, Нина Усатова, Лариса Удовиченко, Всеволод Шиловский. Потому что дружба не зависит от званий и постов. Русанова – личность в театральном мире легендарная. Ее как любят, так и ненавидят – шумно, ярко, с выпадами в публичных местах, как и подобает миру богемы.

 

Гордая и суровая, она никогда не пойдет на поклон к новой власти, чтобы та обратила на нее внимание, спросила: «А где у нас Русанова? Непорядок! А ну-ка позвать Русанову из Сяпси!». Но на самом деле она со своими связями, со своим директорским опытом могла бы пригодиться еще нашей Карелии. Пережив и отстрадав сердцем боль и горечь потери театра (это равноценно тому, что верующего человека отлучили от церкви), она сумела найти в себе силы отодвинуться от всего и снова разожгла костер, вокруг которого вновь собираются толпы творческих людей. Только на ее собственной территории. А про Галину Брун, приложившую все усилия к ее увольнению, говорит: «Я рада, что Галина Тойвовна наконец-то избавилась от столь обременяющего ее груза – от культуры. Она всегда страдала от непосильной ноши, везде признавалась, что не разбирается в ней».

Самой же Русановой культурная ноша никогда не была в тягость. Она продолжает интересоваться культурным процессом, следит за премьерами и все равно живет в гуще событий. В связи со всем вышесказанным вспоминается знаменитая цитата артиста Евгения Весника: «Я боюсь не министра культуры, я боюсь культуры министра». Может быть, новый министр культуры более отважен и не боится ни культуры, ни ее людей.

А вы знали? У нас есть свой Телеграм-канал.
Все главное - здесь: #stolicaonego