Актер Театра драмы "Творческая мастерская" Дмитрий Максимов о тяжелых судьбах в кино, сверхспособностях, которых нет, театре-заводе и братьях-сестрах.
|
Он ненавидит отпуск. Когда актерская братия с криком "Ура!" уходит на свои традиционные летние двухмесячные каникулы, он думает: "Бедные, несчастные люди". Он не понимает тех, кто живет от выходных до выходных. Ему ведь не отдыхать, а играть надо. Если бы публика не разъезжалась по курортам и дачам, он бы выходил каждый вечер на сцену театра, которому служит уже 20 лет. Тоскуя по работе, он сегодня повторяет роли, занимается речью, читая тексты вслух, и ждет нового сезона.
"Я бы в спектаклях поиграл, – говорит актер "Творческой мастерской Дмитрий Максимов. – Поиграл то, что поставили, но не репетировал бы новые роли. Там думать надо. А у меня бензин кончился..."
Мне бы с автоматом по лесам побегать
 |
– На студии "Панорама" снимается сериал "Госзащита". Там у Саши Овчинникова большая роль, а у меня маленькая – я спившийся майор милиции. Мне на такие тяжелые судьбы везет. То я снайпер-бандит, который маму и дом потерял. Он своих не стреляет, а только бандитов на тот свет отправляет. То я заключенный-доходяга в лагере 30-х годов. А здесь мент-бомж, которого бьют.
Когда снимали сцену избиения во Всеволожске, все местные цыгане собрались смотреть. Меня сначала за наркомана приняли – я на глазах публики начал разминаться, кувыркаться. А потом, когда на другой объект переехали, стоим с мужиками, курим и они спрашивают: "Так ты по трюкам специализируешься? Мы решили, что ты каскадер". Люди привыкли, что артисты только болтают в кадре и больше ни черта не могут. И если человек старше сорока лет падает на асфальт – студия в шоке. Все привыкли, что за актеров каскадеры работают. И меня в защиту одели. Зачем? На асфальт же падать, а не на острые камни. Мы же на сцене кувыркаемся.
В июне у меня должно было быть 11 съемочных дней – мечта всей жизни. Сюжет таков: немецкие диверсанты подходят к зоне, весь конвой сбегает, и заключенные своими силами всю эту диверсионную бригаду кладут. Финал картины печальный: возвращается конвой, и всех расстреливают. Я готов был играть в этой картине бесплатно, но позвонили со студии: "Очень дорогой проект получился, некоторых персонажей мы сокращаем и вашего героя в том числе". Ну, не судьба! А я готов был перед камерой бегать с автоматом по лесам, падать, пусть бы меня побили, только текст бы не давали – с памятью у меня плохо, учить не могу.
– Судя по вашим ролям в "Творческой мастерской", с памятью у Вас все хорошо…
– Так вся жизнь уходит на то, чтобы чужой текст сделать своим. Мы год репетировали Достоевского. Работали над "Снами" с режиссером Андреем Тупиковым, пока пожарные не закрыли театр. Потом я все лето долбил текст. Когда приехал Тупиков восстанавливать спектакль, выхожу на сцену и ни слова не помню. Так люди в жизни не разговаривают. Тем более я – я вообще по жизни больше молчу. А тут чужой текст. Из другого века…
А последний подарок, когда меня заставили стихи учить в "Дне человеческом" Аверченко. Это вообще запредел! В школе мне нравился Маяковский, но когда дело дошло до того, что его со сцены нужно читать – мама дорогая! Намучился. А еще петь заставляли человека без слуха, ни одной ноты не знающего. Мучили-мучили, два месяца убили. И перед прогоном сказали: "Эту песню снимаем". Неужели сразу было непонятно, что непоющий человек не сделает номер в роковой манере с драйвом. Какой я рокер?! Иногда люди наделяют человека сверхспособностями, которых у него нет. То, что я умею, я долго репетирую, и стараюсь это делать хорошо. То, что не умею, сразу отбрасываю. Но в этот раз не сумел убедить режиссера – в результате потеряна куча времени.
– С режиссерами ругаетесь, отстаивая свою точку зрения?
– Нет. Режиссер берет материал, он с ним ночует, он им болеет и знает, чего хочет. Мое дело ему верить и максимально оживить все то, что он придумал.
Посижу у реки, а мимо труп врага проплывет
 |
– А у меня выбора не было. Дают – бери. Эта работа просто с неба свалилась. Об этом я и не мечтал. Хотя культпросветучилище окончил, образование руководителя самодеятельного театрального коллектива имею. Но какой я руководитель? Кем я могу руководить? Я ведомый, вторым номером всегда работаю. Даже в спектакле смотрю на партнера и, как в пазлах, под него подстраиваюсь. Наверное, это путь наименьшего сопротивления. Я тут посижу у реки, а мимо труп врага проплывет.
– Удачно Вы сидите. Если посмотреть на репертуар театра, то Вы являетесь одним из самых востребованных актеров "ТМ". В последнем сезоне все премьеры Ваши.
– А это неправильно.
– Почему?
– При большой нагрузке качество работы всегда ухудшается. Я же не автомат, который через два часа новый образ выдаст. Какой новый образ? Эксплуатируются одни и те же "каски". Я не могу одно и тоже играть, нужно что-то выдумывать. А голова уже не работает. Цейтлин приехал под конец сезона "Свадьбу" ставить, и я директору театра честно сказал, что не в состоянии репетировать. Только что две премьеры прошли: Достоевский, где я выдал все, что могу, осталось только кожу содрать с себя, и Аверченко, где по старым вешкам хожу, выдаю то, что играл. Потом неприятно читать в газетах: "Каждый в своем амплуа". Правильно, каждый в своем, если одного человека из спектакля в спектакль занимать. Скоро публика будет приходить в театр с помидорами: опять этот Максимов на сцене, кидай в него. Люди хотят других актеров смотреть. А артистам нужно отдыхать давать, чтобы они материал поднакопили. А тут ни читать, ни писать – ни на что времени нет. По телевизору смотрю только МТВ и рекламы. Тупой отдых у телевизора. Почитать могу только в гримерке книги по философии. А то оценку по философии на актерском курсе в консерватории поставили, а знаний на нее не набралось еще.
– Диплом об окончании высшего образования вы получили вместе со студийцами "ТМ" нынешней весной?
– Да. Очень смешно было. Заслуженный артист Карелии получает диплом о высшем образовании. Что я теперь с ним делать буду?! Так же как со значком "Заслуженный работник культуры", который дает 250 рублей доплаты к жалованью. Звания, премии, разделочные доски… Жена радуется, на стены приколачивает. Говорит, что она мной гордится. Ну и слава богу. Хоть ей не стыдно за меня.
– А Вы собою не гордитесь?
– Некогда гордиться. Работать надо. Жизнь, оказывается, короткая. Недавно в беседе с Сашей Овчинниковым вспомнил: "Саша, а ведь уже 20 лет как я в театре". Два десятилетия пролетели как один день. Даже жутко стало. А потом Людмила Зотова сказала, сколько она в театре работает. И я понял, что 20 лет – это не предел. Можно еще поиграть. Лишь бы здоровья хватило.
Каким скажут, таким и буду
 |
– С детства. Родители отдали в плавание в первом классе. Девять лет в бассейне, две тренировки в день. Когда меня отправили в архангельский центр олимпийской подготовки, я маме сказал: "Забери меня домой, я не могу больше". В шесть утра идешь на тренировку, пьешь коктейли, ешь сгущенку и с привязанными лопаточками плывешь, плывешь и плывешь. Питание на пять рублей в день! Это были бешеные деньги. Там готовили больших спортсменов, которым учиться было некогда. Я сразу понял, что это не мое.
А в 80-х в журнале "Здоровье" начали печатать комплексы по ушу. Я по распечаткам стал учить движения. Потом в секции ходил: занимался ушу, каратэ, тайским боксом, боксом, кикбоксингом. Короче, винегрет. Но в результате – я не боец. Для меня это пластика, боевые танцы. А в поединке я не знаю, чего стою. Если только отмахнусь.
– И сколько времени на эти танцы тратите?
– Раньше 2,5 часа в день. И сейчас стараюсь ежедневно тренироваться. Нашел рядом с театром спортзал "Динамо". Удобно - после тренировки на спектакль успеваю.
– А чем Вы еще увлекаетесь?
– Пожалуй, ничем. Может быть, это меня и спасает. Распыляться-то зачем? Мало ли что интересно? Поздно уже интересоваться. Делай то, что умеешь делать хорошо.
– А что вы умеете делать хорошо?
– На сцене чужой текст проживать. Как это делается, не знаю. Оказывается, что техникой–то не владею. И самое страшное, что то, чему учат, не нужно в обычном театре - театре-заводе. Чтобы творчеством заниматься, нужно свободу иметь – репетиционное время. А где его взять, если у нас надо на гора спектакль выдавать. Сколько бы руководителей не было, все говорят: "Вот спектакль сдадим и начнем творчеством заниматься". А может то, чем мы занимаемся и есть творчество. Люди плачут в зале, смеются. Результат есть? Есть. Удовлетворение от этого получаешь? Не всегда.
– А последний сезон Вас удовлетворил?
– Не знаю. Жалко, что сняли "Гранатовый браслет". На этом спектакле я отдыхал. Отдыхал душой и телом. Здесь не нужно надрываться. Какой ты есть, такой и есть. Тебе позволено посидеть и подумать, посмотреть и другим дать на себя посмотреть, а не изображать то, что ты думаешь, смотришь. Ты живешь в этом спектакле. И вдруг раз – выпал один человек из строя и спектакля нет. К вопросу о том, хорошо ли, что я занят во многих спектаклях. А если я завтра ногу сломаю? Родина осиротеет. И виноват в этом буду я. Я не имею права болеть, ломать ноги и иметь личную жизнь. Как в конюшне на лошадь поставили – хочешь - не хочешь оправдывай.
– Никогда не возникало желание покинуть эту "конюшню"?
– Уже поздно.
– А раньше?
– После того как в 35 лет дали звание, появилась мысль: а я занимаюсь своей ли работой? Года два над этим думал. Я всегда чувствую ответственность. Все время сидит в голове то, что каждый раз я должен попадать в десятку, каждый раз выходить на сцену и удивлять. Но не надо, чтобы от работы волосы на голове выпадали. Как говорит Тупиков: "Иногда играть надо, а не жить на сцене. Театр – это игра".
На последних съемках на "Панораме" меня размалевали. Крови было больше, чем в картине про расстрел царской семьи. А режиссер требовал: "Еще побольше, пузыри из носа сделай". Люди подходят: "Можно с вами сфотографироваться? Вы не боитесь быть некрасивым?" А чего бояться? Это моя работа. Каким скажут, таким и буду. Но когда меня спрашивали: "Вы не хотели бы перебраться в Санкт-Петербург?", я отвечал: "Никогда". Я привык к маленькому городу, где я всех знаю, и меня, говорят, все знают. А Питер мне даром не нужен. Там актер актеру волк, а у нас братья-сестры. Чтобы не говорили о том, что семейный театр умер, неправда это. У нас все свои. Мы можем лаяться сколько угодно, но за своих глотки перегрызем. Как в любом доме. Как я могу свой театр-дом бросить?!
Интервью вела Наталья Соколова
Комментарии
Уважаемые читатели! В связи с напряженной внешнеполитической обстановкой мы временно закрываем возможность комментирования на нашем сайте.
Спасибо за понимание