Московский режиссер Вадим Мирошниченко о новом спектакле в "ТМ", семье в "Современнике" и слухах, которыми земля полнится
В начале апреля "ТМ" представит своим зрителям очередную премьеру, которая будет интересна и взрослой публике, и подросткам. Спектакль "Про меня и мою маму" с удовольствием бы включил в свой репертуар любой ТЮЗ страны. А поставил его в Театре драмы Карелии "Творческая мастерская" Вадим Мирошниченко. Московский режиссер, работающий как в России, так и за рубежом, осовременил известную пьесу Елены Исаевой, получившую в 2003 году главный приз на Всероссийском драматургическом конкурсе "Действующие лица". По словам Вадима Мирошниченко, юным зрителям и их родителям все будет близко и понятно. А тема спектакля вечная: взаимоотношения матери и дочери, подростковые комплексы и любовь, которой все возрасты покорны.
"Столица на Онего" поговорила с режиссером накануне премьеры о вечных темах, одноразовых спектаклях за границей, режиссерах, работающих в такси, и театре, как закрытом ордене.
Злой автор
– Вадим Львович, в Петрозаводске вы уже бывали – в конце 80-х на сцене Русского драматического театра поставили спектакль "Все будет хорошо". Постановка по тем временам была авангардная и ультрасовременная. А что петрозаводского зрителя ждет сейчас?
– Я давно хотел поставить пьесу Елены Исаевой, которая определила для своего произведения такой жанр, как "школьное сочинение в двух действиях". Там пересекаются времена (прошлое, настоящее и будущее), мечты героини. Главную роль в спектакле исполняет Валерия Ломакина. Она играет маленькую девочку, подростка, девушку и взрослую женщину. Это довольно сложный рисунок для артистки. Маму героини играет замечательная актриса, заслуженная артистка России Людмила Баулина. У нее тоже очень сложная роль. Так что нам есть над чем работать.
Мне не хотелось бы трагедию в чистом виде. Но это драма жизни, которая случается вне зависимости от устремлений человека. Случается такое и все. Думаю, что спектакль тронет зрителя. У Исаевой добрые пьесы, душевная картина. Это очень лиричный автор. Я тоже пишу пьесы, но они другие.
– Вы – злой автор?
– Нет. Просто я более острые темы поднимаю, как мне кажется. Мир представляется мне не таким, как Елене Исаевой. Мой мир более жесткий. Мои пьесы – сатирические, эксцентричные, трагифарсы.
– А почему режиссер по образованию начал писать?
– Это случайность. Когда-то я был режиссером семинара одноактной пьесы, и однажды у меня возникла идея написать комедию, чтобы "вложить" туда целый исторический этап. Я написал такую пьесу. "Потерянного мужа" перевели и на немецкий, и французский языки, ставили в разных театрах. В прошлом году я выпустил спектакль в Липецком академическом театре.
 |
Почти как мафиози
– Вы, как свободный художник, сегодня ставите спектакли во многих театрах. А начинали свою карьеру в Театре на Таганке и в "Современнике", но, говорят, что за работу в этих культовых театрах не держались. Почему?
– Я стажировался в Театре на Таганке. Там я был и практикантом, и ассистентом, и стажером. А потом меня приняли на работу в театр "Современник". Меня туда привел Иосиф Райхельгауз, который тоже работал на Таганке, но после известной истории с Любимовым ушел. Я не принимал участия в революциях в Театре на Таганке. А в "Современнике" хоть и проработал более двух лет режиссером, но ничего не выпустил. Мы только бесконечно репетировали.
– Надоело репетировать, подались в театры, где давали ставить свои спектакли?
– Мне предложили несколько контрактов, которые нельзя было совместить с работой в "Современнике". Нужно было уехать сначала в один город, потом в другой. А в "Современнике" было хорошо. Я попал в тот период, когда в театр пришли Яковлева, Гармаш. Не знаю, как сейчас, а тогда "Современник" был театр-семья. Ты мог придти по любому вопросу к Галине Волчек, которую все интересовало. Она всегда всем помогала. Это настоящий главный режиссер и художественный руководитель театра. Таким он и должен быть. Это профессия. Чтобы быть худруком, надо быть деятелем театра.
– А вы, значит, не деятель театра? Никогда не стремились руководить труппами?
– Я – режиссер-постановщик. Это разные вещи. Я всегда работал как приглашенный режиссер. Не хочу сидеть в "конторе" – находиться в штате театра. Я выпускаю спектакль – и свободен до следующего договора. Ищу театр, предлагаю название. Это мне больше нравится. Перерывы в работе бывают, но они небольшие. Когда ты в обойме, предложения поступают, переговоры ведутся. Ведь земля слухом полнится. Если ты где-то выпустил хороший спектакль или провалился, об этом будут знать в любой точке страны. Театр – это закрытый орден, не знаю, мафиозный или нет. Но здесь все всем обо всех известно.
Слишком эмоционально для немцев
– Этот орден и заграницей работает? Вы довольно часто ставите спектакли в Европе…
– Я жил в Германии и во Франции долгое время. Ставил спектакли и в частных театрах, и в театрах одного спектакля. Там совсем все по-другому. Выпускается продукция. Она прокатывается в течение месяца, а то и меньше, и выбрасывается. Спектакль играют до тех пор, пока он приносит доход. А есть муниципальные спектакли, которые финансирует город. Такие постановки вообще играются один-два раза. Это делается для того, чтобы привлечь безработных артистов и как-то их поддержать – дать работу и возможность играть. Они съедают этот кредит и расходятся.
– Это прямо благотворительность какая-то…
– Это и благотворительность, и забота о виде искусства, чтобы оно не сгинуло. У нас это трудно представить. Кто позволит выпустить спектакль, который пройдет один раз?! А в Германии режиссер может работать в такси. Я знаю такую даму в Мюнхене. Она раз в год выпускает один спектакль – довольно шумную постановку, в которой принимают участие профессиональные актеры.
– Но остаться в Европе навсегда у вас желания не возникало?
– Цели остаться там жить не было. Я ехал заработать. Было интересно – оставался. И таких режиссеров, как я, очень много. Идешь туда, куда пригласили. А ходить, предлагать себя и продаваться – это дело последнее. Можно, конечно, завести продюсера, заниматься саморекламой, выставить себя на продажу в Интернете. Но мне кажется, все это не срабатывает. В театре все держится на личных отношениях. Хотят гарантий, не хотят промаха. Как я сказал, закрытый орден.
– А публика за рубежом по-другому реагирует на спектакли?
– Разная реакция. Смотря, какие вещи показывают. Но вообще немцы не понимают русского театра – не понимают, почему такие страсти на сцене, почему все артисты кричат. Это мешает им воспринимать текст. Французы также против, на их взгляд, лишних мизансцен, потому что они мешают вслушиваться в текст автора. Там главное слова: чтобы все было внятно произнесено. Ну а потом возможны какие-то выкрутасы. Но таков традиционный французский театр, где нет действия, где есть говорящие головы. Западный театр, конечно, сильный. Но то, что я видел, как-то мало трогает. Там дивят народ, показывают какие-то "фокусы". А у нас принято, чтобы и уму и сердцу, чтобы проникало в душу. Как говорили, серьезная картина. И это должно оставаться. Это традиция нашего театра. Каждый спектакль должен быть событием в жизни людей, чтобы они соотносили себя с героями, переживали и радовались вместе с ними. И я надеюсь, что наш спектакль "Про меня и мою маму" тронет публику. Равнодушными зрителей спектакль не оставит.
Беседовала Наталья Соколова
Комментарии
Уважаемые читатели! В связи с напряженной внешнеполитической обстановкой мы временно закрываем возможность комментирования на нашем сайте.
Спасибо за понимание