«Луганск–Карелия»: когда живешь одним днем

Чтиво. Частная жизнь
16:08, 09 Марта 2022
фото: © Ирина Меркова / «Столица на Онего»
Загрузка...

Семья, пережившая бомбежки в ЛНР, переехала жить в Карелию, чтобы спасти четверых детей от ужасов войны.

Алена и Виталий Суржан с четырьмя детьми приехали в поселок Ладва Прионежского района Карелии осенью 2018 года из Луганской народной республики. Переехали навсегда. Как они говорят, на ПМЖ.

Там, на родине, где яблони в цвету, где родительский дом и тепло, с 2014 года шла война: гудели самолеты, рвались бомбы, гибли люди, женщины с детьми и старики прятались в подвалах домов… И все жили одним днем.

Алена с четырьмя маленькими детьми тоже так жила 4 года и надеялась, что скоро все закончится. Но фронт то отступал, то вновь возвращался разрывающимися под поселком снарядами.

И однажды ее муж Виталий, который уехал на заработки после закрытия шахты, не смог дозвониться до семьи: просто рядом бомбили — и связь прервалась.

А дальше были сумки «мечта оккупанта», граница, паром, автовокзал, Москва с таксистом на «девятке» и конечная станция: Карелия, Прионежский район, поселок Ладва.

Как живет сегодня семья переселенцев Суржан, почему дома запрещено говорить о войне, о чем жалеют и чему радуются, что думают о событиях на Украине, начавшихся 24 февраля 2022 года, узнала корреспондент «Столицы на Онего» Ирина Меркова.

Дом у дороги

Поселок Ладва находится всего в 60 километрах от Петрозаводска. Дома в Ладве высокие, похожие на терема: внизу расположены хозпостройки, а наверху, на втором этаже, — жилые комнаты. Окошки маленькие, чтобы не уходило тепло. Вот в одном из таких домов у дороги и живут Алена с Виталием и их четверо детей.

«Вы заэзжайте, заэзжайте прямо во двор, здесь только мы живем, никому не помэшаете, — пригласил Виталий и ласково прикрикнул на лохматую собаку, бегающую на цепи. — Хэть! Пошла в конуру! Нэ видал еще добрее существа».

Мужчина невысокого роста, с веселыми карими глазами, в тапках, теплой куртке гостеприимно распахнул дверь. Из темного коридора вверх вела лестница.

«Здравствуйте, проходите», — послышался откуда-то сверху молодой женский голос.

У окна стоял стол, высокая девушка смахнула тряпкой крошки с клеенки, заодно протерла мой диктофон и практически сразу заговорила: «Мы не беженцы, мы переселенцы. Я Алена, это мой муж Виталий. Он здесь работал и нас в 2018 году перевез. У нас четверо детей — двое старших — Катя 15 лет, Ярослав 14 и двое младшеньких — 8-летняя Полина и Сашуля-первоклашка, 6 лет.

«Нас бомбили кассетными бомбами»

За столом наш разговор сбивался с темы на тему, Алена с Виталием говорили то на русском, то на украинском (суржик). Эмоции били через край. Несмотря на то, что еще в начале встречи Алена предупредила Виталия, чтобы «за политику не ховорил!», он все же не смог промолчать. На вопросы в основном отвечала Алена, Виталий лишь пояснял детали.

«Он на одно ухо плохо слышит, аппарат у него. Надо громче спрашивать», — сказала девушка.

— Я сама с Антрацитовского района Луганской области. Мы там жили с родителями в собственном доме. У меня две сестры — младшая сейчас в Деревянке, здесь рядом живет, и средняя дома осталась с сыновьями в Луганской области. Мы сейчас за них очень переживаем, плачем. Папа у меня там и бабушка 80 лет.

Муж мой тоже с Луганской области, только со Старобельщины. У него тоже братья-сестры есть. Правда, старшая сестра уже очень давно уехала за границу, брат, тоже старший, в Сергиевом Пасаде живет, а вот младшая сестренка сейчас в Северодонецке. За нее страшнее всего: их сейчас бомбят, они не выходят из подвалов.

Алена рассказала, что старшие дети — Катя и Ярослав у нее родились еще на Украине, в 2007 и 2008 году, они погодки. А младшие, когда уже было неспокойно. 

— Полина родилась в 2013-м: когда ей было 5 месяцев, у меня умерла мама. Это был май. Тогда на Украине был Майдан. Тогда только все начиналось. На тот момент я подумала, что хуже быть уже не может. И вот начинается атака на Луганск, пошли танки, самолеты. Попали в здание администрации. По телевизору в новостях сообщили, что погибли люди, среди убитых — дети. Страшно было.

Мы с детьми в подвале от бомбежек прятались. А в 2015 году в перинатальном центре под звуки канонады «Градов» родилась Сашуля. Работали «Смерчи» в городе.

— Вы оказались в центре военных событий?

— Я вам сейчас расскажу, как все началось, - вступил в разговор Виталий. — Июль, 2014 год. Возвращаюсь я с шахты с третьей смены в 4 ночи. Кум-сосед ховорит: у тебя в беседке свет хорит. Я ховорю: так там и чайник стоит, бери кружку, чаю попьем. Я не пью, он не пьет. Смотрю, он идэ, кума слэдом. Тебе-то, ховорю, шо не спится. Алена тоже выходит. И только сели… Налили чайку… И как шарахнет! Так ударило, что со стола кружечки послэтали. Мне кум говорит, мол, баллон газовый рванул, а у меня нет баллона. Вот это был первый удар.

Алена перебила мужа и продолжила рассказ:

— А перед этим самолеты летали. И над аэропортом в Луганске один сбили с десантниками украинскими. Мы все видели. Потом начался ужас!

В первые дни войны мы не понимали, что происходит. Такое ощущение было, что в фильм военный попали: едут «Грады», танки, куча военных. Но когда прилетели первые бомбы к нам, стало очень страшно.

Снаряд попал в подстанцию, отключилось электричество. Света нет, связи нет. У нас у единственных на улице был генератор, все приходили заряжать телефоны. Из холодильников доставали еду и все со всеми делились. Чужих коров доить ходили, потому что люди уехали. Дома снарядами посекло.

«Коровы с пастбища ушли. Пастух прибегает, глаза как блюдца и ховорит: там две коровы посекло осколками, собирайтесь, пошли дорезать — хоть мясо спасем», — добавил красок в рассказ Алены Виталий.

— Что самое страшное было?

— Самое страшное — это самолеты, когда ты слышишь в небе гул и не понимаешь, откуда сейчас прилетит, что сейчас упадет. Самолеты иногда летели так низко над крышами, что видно было, как на крыльях мелькал флаг Украины. Нас бомбили кассетными бомбами.

Украинские войска зашли прямо под поселок. Не было там никаких российских военных. Были наши казаки, шахтеры, мальчишки 18-летние — они держали фронт, пока не пришло казачье войско. А потом уже погнали украинских военных дальше. Затишье настало через полгода. Когда мы перестали слышать сильные взрывы. Фронт отошел, взрывалось уже где-то далеко, за охородом, не у нас.

«Против насильственной украинизации народ поднялся»

— Почему, как вы думаете, все это произошло?

— У нас на юго-востоке Украины практически 90 процентов — это русскоязычное население. Да, они ховорят не на чисто русском, у них свой суржик. Но это русскоязычное население. Да, в школе преподавали украинский язык, без вопросов, можно и на украинской мове. Но если мама тебе песенку колыбельную поет на русском языке, и ты этот русский язык слышишь с самых пеленок, а потом приходят власти и ховорят: неее, только на мови и Ленина снесите, тут будэ Бэндэра. Вот против такой насильственной украинизации народ и поднялся. Народ встал за язык, чтобы не ущемляли за это.

Вся западная Украина на Майдан пошла, у них производства-промышленности нет, заработков в январе, феврале нет, они все в Польшу ездили. А тут на Майдане платят. Все там были. Мы на Майдан не могли поехать, потому что у нас шахты, металлургия, мы не могли это все остановить. Это вам не шарики надувать. Это непрерывный цикл. Если я в шахту не пошел, ее затопит. А если затопило шахту — у меня не будэ работы, — с болью говорил Виталий.

 

— Виталий, вы работали на шахте, а вы, Алена?

— Я не работала. Вначале в декрете была, а потом у нас хозяйство свое было: коровы, свиньи, огород охромнейший. Выращивали все. У нас же там, как: климат хороший, растет все — палку воткни и расти будэ. Яблони были во дворе с огромными вкусными яблоками. Там очень хорошо. Люди хорошие, — Алена рассказывала и плакала.

«У того, кто работает на шахте, жене необязательно работать», — добавил Виталик, перетягивая внимание на себя. — Заработки были хорошие до определенного момента. Пока был Янукович у власти, доллар стоил 8 хривэн. То есть у меня зарплата была 8,5 — 9 тысяч хривэн. Это получалось 1000 долларов. Мы могли себе позволить многое. А однажды утром проснулся, а доллар по 28, а зарплаты все такие же. Но одно маленькое «но»: цены все привязаны к доллару. И мои 8 тысяч зарплаты превратились в 300 долларов. Дети подрастают. Кормить же надо».

— А дальше что? Ушли с шахты?

— Муж Аленкиной сестры уже тогда в Карелии на карьере работал, его друг позвал, вот они потом и меня сюда перетащили. Еще до 2014-го. Я вахтами начал работать, — объяснил Виталий.

«Полине нашей 8 месяцев было, когда бомбежки в 2014-м начались. Мы прятались в подвале, она так прожила три года. У нас в своем доме старый подвал. Бомбоубежище было, наверное, еще с Отечественной войны. Оно каскадом идет. Прямо слышно, как бомбы взрываются, вся земля дрожит. Все время я засыпала с мыслью о том, что, если вдруг эти 5 метров земли нас привалят, никто даже искать не будет. Так и сидели с сестрой и детьми в подвале, пока 27 февраля бомба рядом с поселком не упала, прямо на нефтебазу, рядышком легла. Вот тогда первый раз пришла мысль, что надо уезжать», — рассказала Алена.

«Люди там живут одним днем»

— Вы потом еще четыре года жили в условиях войны, почему не уезжали?

— Где-то через полгода, чуть больше, фронт от нас отошел, взрывы были, мы их слышали, но уже понимали, что большой опасности нет. Где-то взрывается, но далеко. Мы прожили так 4 года. Люди там живут одним днем. У меня дочь родилась в апреле 2015 года под звуки канонад «Града».

— Почему все-таки решили уехать?

— Когда меня в Карелию на камнеобработку позвали, я пробыл тут три месяца, — рассказал Виталий. — Потом второй раз приехал, и так вахтами стал работать. И однажды приехал на три месяца сюда, прошло время, а я домой дозвониться не могу. У них пропала связь. Потом оказалось, что рядом бомбили и перебило линию. Когда там живешь и бомбят, не замечаешь, это там, за деревней, не у нас. Там народ с этим живет. А здесь места себе не находишь, когда своих не видишь.

И вот когда почти сутки связи не имел с ними, потом дозвонился и сказал: «Пакуй вещи, я выезжаю за вами». Я отсюда ехал, у меня на руках были фото документов. Я в Москве заказал сразу обратные билеты сюда. В школу еще бегал, чтобы запрос сделали и нам там документы на детей отдали, а то их-то мы вывезем, а документы нам никто просто так не даст. Квартиру здесь заранее трехкомнатную снял, чтобы удобно всем было.

«Четверо детей, шесть сумок «мечта оккупанта» и телевизор»

— Как вы переезжали?

— Оооо, — в один голос сказали Алена и Виталий и выдохнули: это отдельная история. Я утром за ними приехал, начал рассказывать Виталий. — Мы уже тогда знали, что обратно не вернемся. Есть такие сумки «мечта оккупанта», вот мы их взяли, собрали все что могли и поехали.

— Ага, — добавляет Алена и смеется. — Не знаю, чем тогда мы руководствовались, но кроме сумок этих огромных мы еще телевизор взяли. Телевизор! Очень необходимая вещь! До сих пор, кстати, работает. В поезде мы его уронили, что-то от него отломалось, мы еще три тысячи заплатили, чтобы его отремонтировать. Чем мы думали?!

— Я ховорю: вы собирайте в сумки свои вещи, а я свои, — стал объяснять Виталий, вспоминая отъезд в Карелию. — Я забрал свой электроинструмент, свой сварочный аппарат, свою болгарку, дрель, шуруповерт, потому что это мое. А от телевизора у меня коробочка была, пенопласт, я все сложил, скотчем перемотал — отлично вышло! В итоге у нас на шестерых — больших и маленьких — получилось шесть огромных сумок «мечта оккупанта», у каждого по рюкзачку и по маленькой сумочке. «И телевизор!» — снова вместе выдохнули супруги.

— Мы собрались — Я, Катя, ей тогда было 13 лет, Ярослав, 12 лет, и Полине с Александрой 5 и 4 было. Мы, когда в поликлинику за документами пришли, люди сидели и плакали, потому что большая семья уезжает, — вспоминала Алена. — А мы уже знали, что если и приедем сюда, то только в гости. Так все загрузились и поехали.

Таможенники бедные были, когда нас досматривали. А в Крымском канале какая-то заварушка тогда произошла, и представьте, мы вечером выезжаем — и границу ночью закрывают!

— То есть вы запрыгнули в последний вагон, можно сказать? А до Москвы на чем добирались?

— На автобусе, но там тоже все не так пошло, — стал рассказывать Виталий, а Алена просто закрыла глаза, видимо, вспомнив еще раз путешествие из Луганска в Карелию. — Я ведь, когда за ними выезжал, в Москве на вокзал заказал микроавтобус, чтобы нас вместе со всеми вещами шестерых вывезли, а автобус не на тот вокзал приехал!

— Я помню, тогда к нам подошел мужчина и сказал: я вас всех вывезу, — продолжила рассказ Алена. — И он вывез… У него машина была такая, которую тоже теперь хочу.

— «Девятка» у него была, — смеется Виталий. — Он каким-то образом нас всех туда уместил.

— Шесть человек, вместе с нашими сумочками, рюкзачками и телевизором, — воскликнула Алена. — Все влезло, немного торчало, но с места мы тронулись. И ехали по Москве как селедки.

— С 14.00 до 21.00 мы были на ж/д вокзале и ждали поезда. Представляете, что значит с четырьмя детьми чего-то ждать, — рассказал Виталий. — Все что-то хотят: кто есть, кто писать, кто кататься на лифте… Мы чуть с ума не сошли, но выдержали, и в Петрозаводске нас уже встречали на двух машинах с прицепом.

— Вы летом переезжали?

— Нееет! — опять хором ответили Виталий и Алена. — Это был сентябрь. Мы, когда уезжали, у нас дома яблоки собирали, шел дождь, а здесь — снег!

— Было холодно и пришлось сразу идти в магазин за теплыми вещами, потому что оказалось, что мы взяли с собой не то, что нужно, — вздохнула Алена.

«Если бы нам здесь не понравилось, мы бы здесь не были»

— Как вам Карелия? Понравилась? Как дети отнеслись к переезду?

— Я вам так скажу, — ответил на мой вопрос Виталий. — Если бы нам здесь не понравилось, мы бы здесь не были.

— Хотя он все время кричал: чтобы я на север поехал, да не будет такого! — посмеялась опять Алена. — А вот старшие дети уезжать не хотели, у них там бабушка, дедушка, друзья, школа, родные. Сын так и сказал: мам, я уезжать не хочу».

— Как здесь ребят приняли сверстники?

— У маленьких вообще хорошо все, они, считай, войны не помнят. А вот старшие там на украинском в школе учились, поэтому первое время трудно было, особенно с русским языком. Но сын у нас молодец, спортсмен, играет в баскетбол и волейбол, научился играть на гитаре, друзья есть. Сейчас 11 классов закончит и хочет поступать в морское училище. А Катя сейчас в 9 классе, летом будет подавать документы в медицинский колледж, на медсестру пойдет учиться. Полина сейчас во втором классе, пошла еще в музыкальную школу, на пианино учится играть, Сашенька в первом классе. Дома у нас запрещено о войне говорить, старшие все помнять и очень переживают.

— Вы этот дом, в котором живете, купили?

— Купили, — опять вдвоем выдохнули Алена и Виталий.

— В какой-то момент мне показалось, что я хочу дом, и кур, и свинюшку, и большой охород, — рассказывает Алена. — Мы вначале искали дом, потом собирали документы, было трудно. Виталику пришлось перейти на работу в леспромхоз, там стабильности больше. Я тоже устроилась младшей медсестрой в детский дом. Все это нужно было, чтобы стать участниками программы социального контракта, это когда ты обращаешься за помощью, например, об открытии дела или за улучшением условий проживания. Она в 2020 –ом начала действовать. Мы попали в первую струю, и нас понесло. Мы собрали все документы — и начался ковид! Все закрылось. Мы подумали, что все теперь заново придется собирать, но все обошлось. Правда, пока документы собирали, дочке 14 лет исполнилось, и нужно было паспорт делать, а продавцы дома тоже не здесь живут. Набегались, в общем. Спасибо всем, нам многие помогали. Мы купили дом, сообщили всем родственникам, взяли свой телевизор и переехали.

— Статус переселенцев вам что-нибудь дал?

— Мы получили временное убежище в Карелии, это дало нам возможность устроиться на работу, отдать без очереди детей в детский сад. В 2019 году через Майские указы мы получили гражданство. Гражданство получали вроде по упрощенной системе, но все равно почти год убили на это, — сказала Алена, которая по большей части занимается документами, так как Виталий практически все время работает. — У меня претензий к властям Карелии нет, все помогают. И нас как будто ангел-хранитель оберегает.

— Вы живете в Карелии уже четыре года, что-то национальное полюбилось вам?

— Ой, калитки с картошкой пеку, девочки научили, — рассказала Алена. — А вот эти ваши щи не прижились. Как-то сварила их, сыну налила, а он говорит: «Мама, у нас, что, свекла закончилась?». Так и не стали больше варить. У нас такого супа нет. Грибы еще собираем, с картошкой жарим, хотя картошку мы итак можем есть на завтрак, обед и ужин, без грибов. В этом году 1,5 тонны вырастили на своем огороде.

А однажды меня в лес взяли за морошкой, — вспомнила Алена и засмеялась. — Я тогда устала так, что сутки спала, да еще болотину с тропинкой перепутала — наступила, провалилась, вся замокла, потом меня доставали оттуда, сапоги ловили. Больше я за этой ягодой не хожу. Бруснику и чернику еще собирали, когда за грибами ездили.

— Землю у дома осваиваете?

— Да, картошку сажали, тепличку поставили, немного клубники развели. В прошлом году уже все овощи свои были, в магазин не ходили. Сейчас еще курятник отремонтируем и кур возьмем, — строила планы Алена. — Потом и свинюшку хотим завести.

— У нас ведь студентка скоро будет, — добавляет Виталий.— Надо будет ей каждую неделю в сумочку что-то положить. Как тут без хозяйства? Подумываю о корове, но пока попридержу желания.

«Были попытки уехать — расстреливают!»

— Вы по родному дому скучаете? Жалеете о чем-нибудь?

— Да, жалею, — сразу ответил Виталий. — Жалею, что раньше не уехал.

— А я скучаю, — сказала тихо Алена. — Я бы хотела в гости хотя бы съездить. Мы там с 2018 года, как уехали, так больше не были. Папу хочу увидеть, он все время говорит, что без нас жизнь серая стала. Сестру, племянников хочу увидеть…

— В связи с последними событиями на Украине, ваши родные сейчас в опасности?

— Когда все это началось, 23 февраля, я два дня рыдала, потому что понимала, как будет там страшно. Они там все боятся. Те, кто в тылу, как у меня сестра с отцом и бабушкой, боятся не столько прилета бомб, сколько терактов на их территории, что кто-то придет, взорвет, провокацию сделает.

— А у меня младшая сестра в Северодонецке, она сейчас под бомбами, — сказал Виталий и вздохнул. — Написала, что сидит в подвале. Света нет. Бомбят не переставая.

— Мы готовы всех своих родных принять, — говорят Алена и Виталий, — Так ведь им выехать не дают. Как только к границе кто-то подходит, стреляют без предупреждения. Были попытки уехать — расстреливают.

Ира Меркова

P.S. Пока мы разговаривали, пришло время ехать и забирать младшую дочку из школы. Мы вышли с Виталием на улицу, он закурил, рядом бегала лохматая собака Мара, которую взяли по объявлению на Авито. Мужчина смотрел на свои владения, дом и строил планы на будущее, как переоборудует хозпостройки на первом этаже под мастерскую, займется ковкой…

Подписаться
А вы знали? У нас есть свой Телеграм-канал.
Все главное - здесь: #stolicaonego

Комментарии

Уважаемые читатели! В связи с напряженной внешнеполитической обстановкой мы временно закрываем возможность комментирования на нашем сайте.

Спасибо за понимание

Выбор читателей

Аналитика

24.12.2024 10:25
Обществоведение
Дело Евгения Яблокова, застрелившего во дворе своего дома гражданина Азербайджана и отправившегося на долгий срок за решетку, оказалось не таким простым, как мы себе представляли.