Директор научно-информационного центра "Мемориал" Ирина Флиге рассказала, в чем сегодняшний смысл самого известного места памяти жертв сталинских репрессий в Карелии.
Нынешним летом в петербургском издательстве "Нестор-История" вышла книга директора научно-информационного центра "Мемориал" Ирины Флиге "Сандормох: драматургия смыслов". В ней одна из участниц поисковой экспедиции 1997 года, обнаружившей в окрестностях карельского города Медвежьегорска место массовых расстрелов сталинских времен, размышляет о том, как малоизвестный топоним "Сандормох" или "Сандармох" (допустимы оба варианта написания), стал символом трагедии и памяти для многих людей в России, Финляндии, Украине, Польше, Литве, Эстонии и других странах, граждане которых были убиты сотрудниками НКВД в Карелии.
Мы встретились с Ириной на очередном Дне памяти жертв Большого террора, который ежегодно проходит в Сандармохе 5 августа. Напомню, эта дата приурочена к началу репрессивной кампании 1937-1938 годов против "бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов", перечеркнувшей жизнь тысяч крестьян, рыбаков, рабочих, педагогов, священнослужителей, деятелей культуры и искусства.
– Ирина, если говорить о драматургии смыслов Сандармоха, то в чем, по-Вашему, этот смысл сегодня?
– Любое место памяти – не статично, оно всегда развивается. Меняются люди, меняется исторический контекст, поэтому каждое место памяти обрастает дополнительными смыслами. Сандармох сегодня – это поразительное место, где мы знаем всех людей, которые здесь были убиты более 80 лет назад, мы знаем всех палачей, которые расстреливали этих людей. И память об этих людях не стала прошлым. Это – наша сегодняшняя память, как будто не было этих 80 лет, и об этих людях и об их убийстве мы помним, как будто это произошло сегодня.
Почему так случилось? Потому что сегодняшняя российская власть оказалась наследницей той власти, тех способов диалога со своих народом, тех ценностей, которые проповедовала советская власть. Что для советской власти, что для нынешней российской власти аксиомой является право на убийство. Права человека на жизнь для нее не существует. Государственные интересы для власти важнее человеческой жизни. И вот это право на уничтожение, право на насилие, право на подавление любых прав и свобод – все это в крови у нынешней власти, и поэтому убитые здесь 80 лет назад люди как будто убиты сегодня.
Мы много занимаемся историей советского террора, мы много историей ГУЛАГа, но мы не можем ответить на вопрос "Почему?". Пока мы не поймем, почему это было возможно, почему спускались лимиты на расстрелы людей, почему эти лимиты превышались, мы не сможем ответить на вопрос, почему сегодня ОМОН бьет людей на митингах. Поэтому сегодняшний Сандармох – это и память о людях, которые здесь были расстреляны, и солидарность с политзаключенными, которые сидят сегодня по сфабрикованным обвинениям, и с теми людьми, которых избивают на митингах в центре Москвы или Петербурга, и с теми, кто сегодня защищает от вырубки лес. Приезжая сюда, мы должны сказать тем, кто здесь лежит: "Мы поняли!".
– Я бываю в Сандармохе каждый год – тут расстрелян родной брат моей бабушки, и замечаю, что с каждым годом на мемориале становится все больше личных фотографий тех, кто здесь был убит. Место массовых расстрелов для многих превращается в место семейной истории. Это тоже сегодняшний смысл Сандармоха?
– Вы знаете, первая стихийная мемориализация Сандармоха началась 27 октября 1997 года. Стоял морозный день, и собравшиеся люди стали писать карандашами на деревянных столбиках имена убитых близких. Я помню, как на могилу своего расстрелянного мужа приехала вдова – ей было уже много лет.
Это же такая естественная человеческая потребность – принести цветы на могилу и помянуть! Шестьдесят лет – до того, как был обнаружен Сандармох – человек оставался в семьях не похороненным. Когда люди разошлись по лесу и стали писать имена своих близких, они тоже заговорили! Началась перекличка имен.
Я считаю, что памятники в Сандармохе вырастают сами – как мох, как цветы, как лишайники. Мы ведем их постоянный учет и пытаемся сохранить те, которые по естественным причинам разрушились. О многих из них не известно, кто их поставил и когда. И это тоже сегодняшний смысл Сандармоха.
– Уже не первый год в Днях памяти жертв Большого террора в Сандармохе не участвует руководство Карелии, и это выглядит очень странным. В конце 90-х республиканские власти принимали самое деятельное участие в открытии мемориала. Что же произошло?
– Это все очень легко датируется. Слом произошел в 2014 году.
– Это Украина?
– Безусловно! Война на Украине оказалась маркером. Украинская память в Сандармохе всегда была яркой, громкой и энергичной, а в 2014 году изменилась панорама – не оказалось украинской делегации. Но это визуально, а по существу – Вы же прекрасно помните, что тогда происходило: аннексия Крыма, война на Донбассе. Тогда же заговорили о том, что преступление реабилитировано. Государство сочло это возможным, что это – эффективный способ управления страной. С этого момента власть и перестала участвовать в Днях памяти в Сандармохе. Но, вы знаете, это же хорошо! Потому что это делает общество.
Внутри каждой империи, а Советский Союз и сегодняшняя Россия – это же империи, заложено основание для ее распада. Таким основанием является личная ответственность. Когда сюда приезжают 200-300 человек, как сегодня, как в прошлом году, каждый несет в себе эту личную ответственность. И от этого рушатся империи.
– Возвращаясь к названию Вашей книги, не могу не вспомнить о раскопках, которые проводило в прошлом году в Сандармохе Российское военно-историческое общество, ведь они тоже имеют отношение к смыслу этого места памяти. РВИО пыталось найти здесь расстрелянных финнами красноармейцев. Но ведь все имена тех, кто был убит в Сандармохе, известны...
– Да, все 6241 человек.
– И "Мемориал", разыскивая их место расстрела, уже знал эти имена. Тогда кого ищет РВИО?
– Мир достаточно безумен, и разные маргинальные идеи посещают людей довольно часто. Но почему одна из этих идей нашла такую поддержку, нужно спросить непосредственно у Мединского (Владимир Мединский – министр культуры РФ, председатель Российского военно-исторического общества – прим. "Столицы на Онего"). Мы же прекрасно понимаем, что РВИО – это Мединский, Мединский – это РВИО. Почему Мединскому запала в голову эта идея – это политический вопрос. Но зачем мы будем в этом разбираться?
История несостоятельна. Я спрашивала у них: "Хорошо, вы пришли. Вы кого-то ищете в Карелии. Назовите имена людей, которых вы ищете". Молчат, не знают имен. "Просто красноармейцы". "Просто красноармейцев" не бывает! Бывают люди, погибшие на фронтах, и их имена, пропавшие без вести и их имена. Тогда скажите, кого конкретно вы ищете. Но на этом разговор и заканчивается. Если вы не знаете, кого вы ищете, уберите, пожалуйста, лопаты.
Дело еще и в том, что поиск красноармейцев, которым они занимаются, ведется на территории памятника. На территории памятника все археологические исследования могут производиться только при соблюдении огромного перечня требований и ограничений. Для этого нужны археологи и археологическое наблюдение, но даже для этого необходимо признание такого исследования целесообразным. Ничего этого, конечно, не было соблюдено. Сюда просто приехали люди в камуфляже с лопатами и начали что-то копать.
В XXI веке такие исследования – не исследования, а уничтожение информации! Наука не стоит на месте – и археология, и антропология, и криминалистика, и любое исследование должно быть подготовлено. Это значит, что сперва должны собраться эксперты – археологи, антропологи и криминалисты – и обсудить, что если они проведут какие-то вскрышные работы, то они смогут таким-то и таким-то методом определить то-то и то-то. После чего обсуждается вопрос целесообразности – стоит ли тот результат, какого наука сегодня может достичь, проведения этих вскрышных работ. Это та информация, которая необходима обществу и науке? Только после этого можно принимать решение.
Да, сегодняшние антропологи могут сделать портреты всех людей, которые здесь захоронены. Но для этого надо всех поднять, а такие решения могут быть приняты только на уровне общественного консенсуса.
Интервью записал Валерий Поташов.
P.S.
6 ноября 2015 Министерство юстиции Российской Федерации вынесло решение о признании Научно-информационного центра "Мемориал" в Петербурге "иностранным агентом".
Фото автора.
Комментарии
Уважаемые читатели! В связи с напряженной внешнеполитической обстановкой мы временно закрываем возможность комментирования на нашем сайте.
Спасибо за понимание