Падал новогодний снег…

Армас Машин, журналист

Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин…

А за окном – тоже сумерки, снег, Новый год!

Стихи Пастернака – новогодние уже тридцать пять лет, потому что новогоднее кино, «Иронию судьбы, или, С легким паром», первый раз показали по Центральному Телевидению 1 января 1976 года.

Фильм и судьба

Мы были тогда в пятом классе, и у нас начались зимние каникулы. Сейчас не вспомнить, откуда все узнали, что будет хорошее новогоднее кино. Вся семья собрались у телевизора, рядом с новогодней елкой, и скоро Лукашин–Мягков уже пел голосом Сергея Никитина про «белых мокрых комьев быстрый промельк маховой», а за окном были синий вечер, зимние деревья, огни уличных фонарей – словом, Новый год.

В «Иронию…», в ее героев, юмор, песни влюблялись сразу и навсегда. Уже в начале февраля фильм повторили по телевидению по многочисленным просьбам зрителей, и уже много лет есть традиция: каждый год, в Новый год – «Ирония судьбы».

Попробуй, перескажи ее правильным, логичным иностранцам...

– Четверо друзей под Новый год пошли в баню. У них традиция такая – ходить в баню в Новый год. И в бане они выпили, и после бани – тоже, и один из них, тот, что вообще не пьет, напился так, что потом…

– Как же он напился так, если он вообще не пьет? Его что, опоили?

Нам, слава Богу, все понятно.

Почему мы любим и смотрим «Иронию судьбы»?

Потому что Женя и Надя, Галя и Ипполит, и все–все в этом кино – не «крутые», а откуда–то рядом, – с Кукковки, а может быть, с Древлянки. Они обыкновенные, и в этом притягательность невероятной истории, которая приключилась с ними в Новый год много лет назад.

Эта история добрая, веселая и грустная одновременно. Как жизнь. Эльдар Рязанов так и называл потом свою книгу – «Грустное лицо комедии».

Эспозито с нашего двора

На каникулах мы катались с горки под Домом физкультуры, возились в снежной крепости, которую выстраивали в огромном сугробе в дальней части двора и играли в хоккей.

В том хоккее не было коньков и шайбы. Хоккейное поле – рядом с домами, нашим или соседним. Ворота – деревянные ящики из–под лимонада с задворок магазина неподалеку. Шайба – не тяжелая хоккейная шайба величиной почти с консервную банку, а маленькая и легкая, а чаще всего – упругий резиновый мячик вместо шайбы.

Зимой сумерки рано (Борис Пастернак, будто, про Петрозаводск писал), и прожектор высоко над подъездом освещает двор – нашу хоккейную площадку. Клюшки разные. У кого-то – простая «детская» слоеная фанера, у кого–то – настоящий стеклопластик. После новогодних праздников в моде самодельные клюшки – из тонких стволов новогодних елок. Гибкая верхушка загибается и привязывается бельевой веревкой в форме ковшика к стволу. «Ковшик» обматывается той же веревкой – получается сетчатая клюшка, по форме напоминает ту, что в хоккее с мячом.

Недавно спросил у старого друга:

– У вас на Зареке из елок клюшки делали?

– Конечно, делали! А из комля – ручные пулеметы: обрубки веток, как две сошки под стволом. А у вас пулеметы делали?

– Конечно!

Зимой страна жила хоккеем и фигурным катанием. Хоккеем – прежде всего! Чемпионаты мира и Европы, Олимпиада, кубок «Известий», серии матчей с профессионалами из НХЛ и ВХА… Азарт болельщика и гордость за страну, за надпись на свитере – «СССР» – соединялись у «голубого экрана». Телевизоры были в большинстве черно–белые, и светился их экран голубым светом в зимних сумерках гостиной комнаты.

«Кинопанорама» и «Клуб кинопутешественников», КВН и первые сериалы собирали семью у экрана. Программ было две, так что телепрограмму можно было знать почти наизусть.

Нашими главными хоккейными противниками были хоккеисты сборной Чехословакии и заокеанские профессионалы – выступавшие за свои клубы и национальные сборные канадцы и американцы. Сборную ЧССР звали запросто «чехами», хоть страна была единой – Чехословакия.

Во дворе обсуждались новости – решающий гол в ворота Дзуриллы, удар Фила Эспозито, фирменный маневр Харламова... Стучали по дворовой наледи клюшки, бегал упругий мячик, забивались голы и отбивались атаки…

«Быстрый промельк маховой»

Если настроение было не хоккейным, играли в снежки и ползали по лазам снежной крепости, встречали и спускали неприятеля по ее гладким, как ледяная горка, стенам и барахтались в снегу у этих стен. Домой приходили снежные люди. Мамы и бабушки причитали, отправляя шарфы и варежки на батарею сушиться.

Прохожу по дворам нашего детства и не вижу мальчишек с клюшками. Того дворового хоккея больше нет. Он в памяти, в судьбе – навсегда. Как кораблики и запруды весенних ручьев, как первая любовь школьной весною.

Как все изменилось с тех пор. Как быстро изменилось…

Нет бабушки и дедушки, нет родителей, которые вместе смотрели телепремьеру «Иронии судьбы».

Нет великой страны, название которой читалось на свитерах наших тогдашних кумиров.

Нет (страшно даже сказать) некоторых из тех ребят, с кем вместе гоняли мы резиновый мячик в сумерках короткого зимнего дня.

Время прибавляет годовые кольца новогодней елки, меняя все вокруг.

…Под вечер, словно замираю, останавливаюсь у окна и замечаю то, что нисколько не изменилось.

Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк маховой.
Только крыши, снег и, кроме
Крыш и снега, – никого.