Марат Тарасов – пятый народный писатель Карелии. До него этого высокого звания удостаивались только классики Дмитрий Гусаров, Яакко Ругоев, Александр Линевский и Ортье Степанов. Указ о звании народного – один из первых "культурных" документов нового губернатора Карелии.

|
1 сентября Марату Васильевичу исполняется 80 лет. Мы попросили юбиляра, известного поэта, воспитавшего не одно поколение литераторов Карелии, председателя союза писателей Карелии, выразить свой взгляд на жизнь, литературу, деньги и взаимосвязь этих трех ингредиентов.
О литературной братии
– Чем дольше живу, тем больше понимаю дружбу профессионалов. Как важно творческое плечо друга, который без просьбы может поддержать и в жизни, и в литературе. Вот мы еще с литинститутских времен дружили с Робертом Рождественским и с Евгением Евтушенко. Оба успешных поэта, оба издавались и переиздавались, а песни на стихи Роберта распевала вся страна, так что деньги были у обоих. И каждый из них всегда спрашивал, не нужны ли мне деньги. Я никогда не брал, но был уверен, если бы попросил – дали бы. И отзывчивость обоих была автоматическая.
Я воспитал не одно поколение писателей, все они хорошие ребята, но у них нет того, нашего, присущего шестидесятникам, сочувствия к людям – ни в быту, ни в творчестве. Того сопереживания, что было, например, у великого печальника Некрасова. К сожалению, люди как материал творчества и сама живая жизнь мало интересуют сегодняшних молодых авторов. Современные писатели, даже самые талантливые занимаются поиском сюжетов, эпитетов, играют словами. Упражняются в сквернословии. В общем, не литература, а лаборатория стиля, оторванная от жизни. Может, поэтому сейчас очень много писателей и мало читателей. Ведь книга должна печалить и радовать, задевать сердце и ум. Раньше писатели были властителями дум, им доверяли, на них равнялись. Сейчас этого нет.
Помню, я ездил по всей Карелии, люди не только слушали стихи, но и просили помощи, рассказывали о своих бедах. Вообще, в те годы нам, писателям и поэтам, доверяли. Не зря же Евтушенко и Рождественский собирали стадионы. Тысячи, десятки тысяч собирались послушать поэзию, значит, поэты знали, о чем говорить с народом на их языке. Сейчас в читальном зале библиотеки не соберешь и с десяток поклонников поэзии на творческий вечер. Разрыв и недоверие между жизнью и литературой.
|
О бедности и богатстве
– Я спросил у народного художника России Бориса Поморцева, как он поживает, и он ответил: «За 20 последних лет советской власти у меня купили 41 картину – министерство культуры, музеи и частные собиратели. А за 20 лет нового капитализма всего 2 картины. Вот и делай вывод, как я живу». Так же живут поэты и прозаики. Без денег, без заказов, без поддержки. Но я знаю, что они, будучи почти нищими, всегда откликнутся на зов о помощи. На западе государство не занимается художниками, писателями, поэтами, но там есть множество благотворительных фондов, которые содержат творческих людей еще на стадии замысла. У нас же гранты или премии если и выделяются, то уже по итогам готового произведения. Вот вам пример: один мой знакомый финн задумал написать роман о крестьянах эпохи шведского владычества, так один благотворительный фонд взял его семью на содержание на два года, ровно на столько, за сколько финн пообещал написать этот роман. И ему еще оплачивали дорогу в архив, аргументируя так: «Времена шведского владычества – это же так важно для нашей истории». А что у нас? Объяви я сейчас, что готов написать книгу об Ирине Федосовой, кто бросится содержать меня и мою семью хоть один творческий день?
![]() |
Я от Литфонда в свое время много поездил по нашей стране. И в Сибири видел много добротных домов – театров, библиотек, больниц, сиротских домов, построенных еще до революции крупными промышленниками и купцами. Таких строений тысячи. И они стоят уже не первый век. И люди помнят, что это дар богатых людей своему народу. Раньше фабрикант вставал в три утра и шел на смену вместе с рабочими, издатель выпускал дешевые книги, чтобы образовать своих рабочих, культурно развить. Сейчас я вижу единичные примеры, но в больших объемах этого нет. Я только знаю, что за кризисный год в стране вдвое увеличилось количество миллиардеров. Я не думаю, что они приумножили богатства за счет того, что вставали в три утра.
Об инстинкте суперменов
– Я несколько лет был уполномоченным по правам человека при Катанандове и видел, насколько сильно расслоение в нашем обществе. Я старался помочь каждому обратившемуся к нам, не проиграл ни одного суда, защищая людей. И потом, уже уйдя в отставку официально, я продолжаю заниматься этим делом, потому что у нас, шестидесятников это на уровне инстинкта – помочь, если тебя просят о помощи. Люди продолжают звонить и писать мне, хотя функции уполномоченного по правам человека исполняет уже другой человек. Но для меня помощь людям – это счастье. Потому что восстановление справедливости – это своеобразное призвание. Согласен с моим другом Евтушенко «поэт в России больше чем поэт».
|
Об рае и аде
– Мой сокурсник по Литературному институту, военный поэт Николай Старшинов всегда говорил мне «Марат, ты живешь в раю». Он любил приезжать ко мне в мою родную деревню Сюрьга под Кондопогой. Часами мог стоять с удочкой на берегу Нигозера, мог всю ночь, мог под дождем, мог в любую непогоду, накинув плащ. И я все не мог понять, почему. Ну да, красиво, березки, мыс, впереди Успенская церковь. Но он объяснил: «Когда ты на войне роешь ячейки под пулеметное гнездо в 50 метрах впереди окопов, а потом смотришь в глаза врагу, когда после каждого боя выносишь половину товарищей убитыми, начинаешь ценить простые вещи. Поэтому запомни, Марат, еще раз, ты живешь в раю». – Видимо, поэтому мы, поколение детей войны, так неприхотливы, так бескорыстны, так отзывчивы к чужой беде. Не знаю. В свои 80 лет я задаю себе эти вопросы постоянно, значит, я еще существую.
Послесловие
Николай Старшинов о Марате Тарасове
…И в тихом царстве этом,
Где все вода вокруг,
Живет анахоретом
Мой институтский друг.
Рассветами обласкан
И тишиной умыт.
И перед ним, как сказка,
Нигозеро шумит.
Карельская береза
Трепещет за окном,
Поэзия и проза
Живут и дружат в нем.
Раскроет фолианты
И при огне свечи
С великой тенью Данте
Беседует в ночи.
Где все вода вокруг,
Живет анахоретом
Мой институтский друг.
Рассветами обласкан
И тишиной умыт.
И перед ним, как сказка,
Нигозеро шумит.
Карельская береза
Трепещет за окном,
Поэзия и проза
Живут и дружат в нем.
Раскроет фолианты
И при огне свечи
С великой тенью Данте
Беседует в ночи.
Записала Наталья Ермолина