Новый монумент выигрывает тем, что появился не на пустом месте. Он вырос под дубом, посаженным самим патриархом. Всю воскресную службу Алексий стоит как привидение. Белое покрывало облегает куколь и плечи, развевается как ряса. Памятник кажется ростовым, хотя заранее известно, что это бюст на гранитном постаменте.

За церковной оградой на улице 40-летия ВЛКСМ любят мероприятия с размахом. Торжественные молебны плавно перетекают здесь в лазерные и фаер-шоу, салюты, за ними следуют приходские балы и мороженщицы с бесплатным угощением. На этот раз было скромнее: потратились на монумент. Его открытие получило оттенок лирический. Ещё не закончилась служба, а из динамиков во дворе уже лилась грустная классика. Ведущая вышла со стихами: «Как много скорби…». Присутствующие шмыгали носами и утирали слезящиеся на холодном ветру глаза. «…И розы белые – его любимый цвет»: хор и прихожан предусмотрительно снабдили одинаковыми цветами.

Покрывало сдёрнули, обнажив непривычно чёрный куколь «святейшего». Благочинный Андрей Бондаренко, инициатор торжества, окропил «изображение сие» святой водой. Сортавальский монумент четвёртым по счёту увековечил память прошлого главы Московского Патриархата. В России Карелию опередила Йошкар-Ола, в СНГ – Минск. Даже Европа оказалась впереди. Бронзовый бюст патриарха появился в городе, снёсшем бронзового солдата – Таллинне.

Кстати, в эстонской столице за патриархом приглядывают видеокамеры: родной город его не любит. Как и вторую половинку симфонии церкви и государства, Ельцина, в Екатеринбурге. Только там видеокамер не поставили, и мраморного президента облили краской. В Сортавале тоже боялись. Если не за памятник, то за молодой дубок. «Лелеяли дуб и жалели. Не всегда объявляли, что посадил патриарх», – рассказывает отец Андрей. - А в этом году дуб зацвёл».

Выступающие дали волю воспоминаниям. Горожане ощущают особенную связь с Алексием II после его визита к ним в 2001 году. Провинциальная Сортавала встречала патриарха, как Христа в Иерусалиме. Его путь устилали цветами, а богомолки кидали ему под ноги снятые с себя платки. Описать этот экстаз выходит местная поэтесса Л. И. Тервонен: «У ног его – подобные рабам». Правда, многие при этом так и не научились правильно произносить патриаршее имя. В том же стихотворении, между рифмами типа «святейший – важнейший», снова режет слух безграмотное «АлЕксий».

Другой прихожанке больше запомнились не ноги, а руки патриарха (одинаково, впрочем, не запечатлённые на памятнике). Она не только многократно сподоблялась личных благословений Алексия, но «даже причащалась с его рук». И видела, как высокий гость «своими ручками посадил дерево».
До 2001 года патриарх посещал Сортавалу ещё Лёшей Ридигером. Но это было совсем в другой жизни. Город, как и Валаам, на который он направлялся, были финскими. И Лёша, и Валаам сменили гражданство на советское. Только Валааму повезло меньше. Через шестьдесят лет он вернулся, чтобы выселить советских людей из монастырских корпусов в сортавальскую шестиэтажку. На открытии памятника вспоминали и о мальчике, переписывавшемся с валаамскими старцами, и о старике, возрождавшем обитель. Вся лестница церковной карьеры между этими двумя ступенями забылась. А вот эстонцы, раскрыв архивы КГБ, вспоминают некоего агента «Дроздова», завербованного ещё в 1958 году «для выявления и разработки антисоветского элемента из числа православного духовенства». К радости врагов церкви, не верящих в чудеса, биографии обоих деятелей совпадают.

«Видя изображение Алексия II, мы будем помнить о его молитвенном подвиге», – говорит ведущая в микрофон. Кажется, среди присутствующих нет маргиналов, почитающих патриарха не просто «молитвенником», но и мучеником. Хотя… как же ещё объяснять кровавые отпечатки ладоней на стенах туалета, не пожертвовав ореолом? Разве что в провинции не знают о признании дьякона Андрея Кураева: «Патриархии было трудно сказать о том, что со смертью Предстоятель встретился в уборной». Напрашиваются неприятные ассоциации. Ведь в истории церкви был епископ, который умер подобным образом. Звали его – Арий, и им пугают детей в воскресной школе.

Хор манерно поёт «вечную память» Алексию, и тут же – «многая лета» Кириллу. Снова включается музыка. Такая, словно под конец сентиментального фильма. Вместо титров проходит череда прихожан с одинаковыми цветочками. Все начинают фоткаться на телефоны. На памятник крестятся. Одна из женщин благоговейно прикладывается рукой к табличке. Её примеру следуют и другие. Памятник становится местночтимым.

Роман и Дарья Нуриевы