Более года Дмитриев провёл в следственном изоляторе. В январе срок нахождения под арестом продлён не был. Как так получилось, что сперва городской суд систематически удовлетворял ходатайства об изоляции, а суды вышестоящих инстанций с этими вердиктами соглашались? Но почему и в какой момент "что-то пошло не так", и суд согласился с доводами защиты, которые до этого не воспринимались в качестве убедительных?

Естественно, было бы правильным начать размышлять, оттолкнувшись от тезиса, в соответствии с которым любая организация накладывает ограничения на её участников, связанные с иерархической структурой, отношениями служебного подчинения, разделением функций и системами отчётности. В судебной системе актуальной задачей является нахождение баланса между объективно необходимыми организационными ограничениями и реализацией принципа независимости судей при принятии решений.

Даже экспресс-диагностика проблем региональной судебной системы показывает наличие ряда нежелательных ограничений относительно независимости и несменяемости судей, возникающих в силу специфики судоустройства и судебной иерархии. Эти ограничения преимущественно связаны с двумя аспектами работы всей системы. Во-первых, спецификой функционирования института председателей судов. А во-вторых – практикой привлечения судей к дисциплинарной ответственности, зависящей в том числе от отмены судебных решений вышестоящими судебными инстанциями.

Данные аспекты работы формируют весьма специфичную матрицу стимулов. Судьи стремятся выносить и оформлять такие решения, которые не отменялись бы в вышестоящих инстанциях. Наблюдая за работой коллег и оценивая то, как в отношении их применяются "кнуты и пряники" привлечения к ответственности, судьи начинают своеобразно "прочитывать" собственную деятельность в категориях осуществления правосудия. Действительно, качество этой работы может (и, конечно, должно) оцениваться на основании справедливости судебных разбирательств и правосудности принимаемых решений.

Однако на практике качество выполняемой судьей работы анализируется председателем суда прежде всего по двум формальным показателям – доля дел, рассмотренных в установленные сроки, и "оказатель стабильности судебных решений". Он рассчитывается как доля дел, решения по которым были отменены, к общему количеству рассмотренных дел (или, для гурманов, к числу обжалованных решений). "Плохие" показатели, касающиеся отмены решений, могут повлечь представление председателя суда о привлечении судьи к дисциплинарной ответственности, вызов на квалификационную коллегию, разбор ситуации и взыскание, что, конечно, практически сразу становится препятствием для дальнейшего карьерного продвижения, а также могут негативно отразиться на самостоятельности в принятии решений по новым делам.

Глубоко укоренившаяся практика использования отмены судебных решений в качестве основания для дисциплинарной (или, в принципе, любой иной) ответственности судей предоставляет председателям городских и районных судов потенциальные инструменты давления на судей, в нарушение установленного в статье 10 закона "О статусе судей" запрета на вмешательство в их деятельность. Риски отмены решения (которое по каким-то причинам не производит впечатление "железобетонного") и его последствия в виде инициирования председателем дисциплинарного разбирательства осознаются рядовыми судьями и учитываются при принятии судебных актов.

Это, в частности, касается вынесения оправдательных приговоров в уголовном процессе, каждый из которых неизбежно обжалуется стороной обвинения и проверяется с особой тщательностью в вышестоящем суде. Поскольку оправдание подсудимого автоматически свидетельствует о солидарной ответственности следователей, руководителей следственных отделов, прокуроров, надзирающих за уголовно-процессуальной и оперативно-розыскной деятельностью правоохранительных органов и органов юстиции и занимающихся обеспечением участия в судебных процессах. Для стороннего наблюдателя всё выглядит так, что "все работали, все старались", а судья, видите ли, предпочёл "умалить авторитет и профессионализм".

Здесь и начинает применяться право председателя суда по своему усмотрению инициировать дисциплинарное производство в отношении любого из судей, на которого поступают жалобы или который имеет отменённые вышестоящим судом решения, что, безусловно, приобретает дискреционный характер. Председатель может использовать такое право выборочно: инициировать процедуру дисциплинарной ответственности только в отношении тех судей, которых он по тем или иным причинам считает недостойными статуса представителя судейского сообщества. Это ставит всех судей в очень зависимое положение от председателя, поскольку никто из судей не застрахован от совершения судебной ошибки.

К сожалению, описываемый механизм иногда определяет и логику поведения вышестоящей судебной инстанции. Судьи, например, Верховного суда республики фиксируют, что в отношении того или иного судьи городского или районного суда "накопилось слишком много отмен" и надо бы "не нагнетать претензий" в его адрес. При этом, конечно, нигде не прописаны критерии оценки качества работы судьи – нет норм, определяющих, сколько отмен или жалоб "допустимо", а сколько уже "недопустимо".

В результаты мы имеем довольно сложную, а порой и опасную ситуацию отсутствия чётких критериев привлечения к дисциплинарной ответственности, произвольность и избирательность запуска дисциплинарного разбирательства, что приводит к снижению инициативности судей, к работе с постоянной оглядкой на руководство. В условиях широко применяемой выборочности при привлечении к дисциплинарной ответственности судья стремится избегать самостоятельных суждений по действительно сложным вопросам.

Казалось бы, для устранения вышеперечисленных организационных ограничений независимости судей можно принять ряд очевидных мер. Например, ввести выборность председателей городских и районных судов или предусмотреть процедуру выдвижения кандидатуры председателя коллективом суда для последующего назначения. Но подобная "очевидность" тут же разбивается о гипотетическую "картинку", в которой судьи, наряду с рассмотрением дел, оказываются вовлечены в электоральные практики – организуют избирательные штабы, привлекают финансовые и медийные ресурсы, формулируют предвыборные программы и дают обещания. А что вы хотели? Это же и есть настоящие выборы и реальная борьба за власть.