Актриса "Творческой мастерской" Елена Бычкова о войне, о семье потомственных интеллигентов, задокументированных полетах по стране и антисоветской пропаганде.
|
Если человеческие жизни – это книги, то жизнь Елены Бычковой представляет собой довольно увесистый томик, в который бы с удовольствием заглянуло немало желающих. 70 лет, прожитые одной из самых красивых и ярких актрис Карелии, не оставили бы равнодушными даже самых привередливых читателей. В этой книге есть все: и драма, и комедия, и любовная лирика, и путешествия с приключениями. Поэтому встречаясь с Еленой Юлиановной, забываешь о времени – ее рассказы о прошлом с отступлениями о настоящем и будущем захватывают. И накануне юбилея актрисы, который она отметит 9 апреля, "Столица на Онего" стала внимательным слушателем.
– Я – блокадная. С порога людей спрашиваю: "Кушать не желаете?" Мы все 900 дней вместе с бабушкой и дедушкой провели в блокадном Ленинграде. Тогда были проедены все драгоценности нашей семьи дворянского происхождения. Совершенно случайно (от голода память оседала) дедушка не вспомнил, где серебряные ложки и вилки, поэтому они остались в доме. А так бабушка постоянно ходила к сторожихе хлебокомбината, у которой в квартире стояли мешки с серебром, золотом и камнями, и меняла свои драгоценности на хлеб, бидончик в 250 грамм топленого масла и "Беломорканал". Продукты и папиросы она носила не только домой, но и в госпиталь моему папе Юлиану, который был контужен на фронте.
Думаю, что самое страшное унижение – это голод, потому что он изменил очень многих людей: самые щедрые становились жадинами. Но блокада меня воспитала: я никогда не выброшу хлеб, доем через силу, и в моем доме всегда есть какой-то запас продуктов для того, чтобы угостить любого человека, заглянувшего ко мне.
– В детстве я бесконечно хворала. К нам приходила доктор и говорила бабушке: "Голубушка, на другом конце города холера у одного человека, второй случай будет ваш". И это было действительно так. Из первых трех классов в школе я находилась не более четверти. Сидя дома, я много читала. Библиотека была огромная и демократичная. Правда, что-то сожгли в блокаду. Но родственники, навещая меня, приносили разные книги. Немало классической литературы я перечитала благодаря дедушке, который преподавал в Ленинградском институте военно-морского флота. Он был корабел-строитель, всю свою жизнь спасал реки.
|
Когда дедушка умер, мы с Олегом работали в Вильнюсе. Я не могла уехать, а муж отправился проводить деда. Он вернулся из Ленинграда с квадратными глазами: "Представляешь, к гробу подходили какие-то старцы, целовали руку дедушке со словами "Спасибо, учитель". Там были японцы, какие-то иностранцы. Тогда Олег узнал, что по системе дноуглубительных снарядов, разработанной дедушкой, работали в Польше и Японии.
– Я выросла в интеллигентной семье. Этого не скроешь. Даже в Москве меня всегда вычисляли: "А вот эта девушка из Ленинграда!" Но я этого никогда и не скрывала. Но, по словам моей бабушки, заменившей мне маму, интеллигентных людей было очень много среди крепостных, ибо интеллигентность – это не "образовательность". Мы с Олегом всегда считали, что интеллигентность – это умение поставить себя на место другого. В нашей профессии без этого вообще делать нечего. Система библейских ценностей в моем доме всегда соблюдалась. Бабушка запрещала ругать врагов. В юности мне казалось, что это лукавство, но я ошибалась. Так бабушка себя останавливала, сдерживая свои эмоции.
– В моей семье не могло быть случайностей, поэтому то, что я стала актрисой, было предопределено. Ведь моя бабушка Валентина Петровна Веригина – это артистка первого МХАТа. Ее друзьями были Константин Сергеевич Станиславский, Наталья Николаевна Волохова. Она дружила и приняла последнее дыхание Любови Дмитриевна Менделеевой-Блок. Мне была интересна актерская среда. Но сказать, что я мечтала быть актрисой, не могу. Я очень хотела танцевать. И бабушка привела меня, еще маленькую, к Наталье Михайловне Дудинской. Та была в восторге: "Как я давно не видела такие длинные ножки, какой подъем, какие ручки. Да, да только да!" Это "да" звучало только до медицинской комиссии, которая закрыла мне дорогу в балет. Но после школы я поступила на актерский факультет Ленинградского государственного театрального института им. Островского, а затем пошла учиться на театроведческий ВГИТМИКа имени Черкасова.
|
Когда мы вышли из института, молодых артистов по стране было очень мало. Мне очень хотелось работать в театре, но в Москве, где к тому времени жила, это было невозможно – мой первый международный брак не позволял. И тогда начались мои полеты по театрам страны, куда меня приглашали знакомые сыграть в одном – двух спектаклях. Поскольку тогда не существовало понятия антреприза, договорных отношений, то девочки, сидящие в отделе кадров, зачисляли меня в труппу театров. Но спросите, что такое Кимры, где я работала, я толком и не знаю. Думаете, я помню всех режиссеров, которые нас приглашали поиграть в спектакле?! Я ведь всего на минуточку приезжала. И вообще в юности я была уверена, что артист должен каждый год менять театр, должен видеть, смотреть, путешествовать. Но где бы я не играла, раз в месяц обязательно появлялась в Москве. Я очень уважительно относилась к своему первому супругу, вместе с которым по протоколу дипломатического корпуса должна была бывать на официальных приемах. И я всегда присутствовала на важных мероприятиях, например, на дне рождения королевы Виктории. Но это все чушь, конечно!
– У меня была надежда, что рано или поздно мне разрешат работать в Москве. Но когда меня вызвали и объяснили нормальным языком, что если я, замужем за границей, живу в таких условиях, а ко мне будут приходить коллеги, которые живут в других условиях, то это называется антисоветская пропаганда. Это правда. Я жила не так, как мои друзья. Я прилетала в Москву, садилась за руль своего автомобиля и ехала в валютный магазин за продуктами. Другое дело, что этими деликатесами я всех пыталась кормить, я всем пыталась помогать. За что и получала по полной программе: столько вранья, сколько я услышала о себе в Москве, я ни в одном городе не слышала.
– После того, как мы расписались с Олегом Белонучкиным и я смогла поменять паспорт, у меня решились многие проблемы. И с этого момента я стала "захребетницей" – все решал мой муж. Мы работали в Волгограде, где у нас была замечательная "банда". Потом отправились в Вильнюс. Там "банды" не могло быть. Душно было жить в гостях. Нас вроде бы замечательно встретили, но никто и никогда не предложил нам там ни одной халтуры. А мы помогали родителям, нам нужны были деньги. И я очень хорошо помню, что в Вильнюсе нам всегда не хватало до зарплаты 100 рублей. И каждый раз я звонила своим друзьям, которые сейчас живут в Израиле, и просила взаймы.
Скольких друзей мы проводили за рубеж! Берлинский поезд ходил через Вильнюс через день. Олег говорил: "Так, все на Ближний Восток. Ленка, нас туда не пустят. Слушай, а поехали на Дальний". Мы так смеялись.
Когда в 2003 году позвонила в дверь женщина: "Вы два месяца не платите за газ", я вместо того, чтобы что-нибудь сказать, закрыла лицо рукой и у меня потекли слезы, хотя я не плакучий человек – я из Ленинграда. А женщина попятилась: "Да, вы что?! Там копейки". Но она все поняла и спросила: "Где у вас расчетные книжки?" Я не могла отличить книжку по оплате за электроэнергию от книжки по оплате за газ. В таком возрасте это уже тяжело.
– Сейчас я пишу композицию под рабочим названием "Память сердца твоего" по прозе Бондарева, поэзии Ашкенази, Ахматовой, Окуджавы и стихам участников войны – жителей Петрозаводска. Общаюсь с нашими ветеранами. Таких людей уже не будет. Никогда. Мое поколение – дети войны и послевоенные дети – не может забыть, задвинуть тему Великой Отечественной. Потому что война была в каждом доме без исключения. Было общее горе для всех. И тогда родились, с моей точки зрения, самые светлые человеческие проявления, когда люди стали иначе относиться к хлебу, солнцу, соседям. Вот где было единение людей, единение не формальное. Вот где не было лукавства.
Поколение этого века будет обделено какими-то вещами. Идеи новшества, накаливание ситуаций до взрывоопасного состояния очень скверно сказываются на людях. Нынешнее поколение, пребывая в таком бешеном ритме жизни, не успевает оглядеться и взвесить все за и против. И это пугает. У Васильева была замечательная фраза в "Завтра была война", которую как-то устало и обреченно произносила мой единственный и неповторимый друг Людмила Живых: "Детей жалко". И я смотрю на тех, у кого дети только родятся и понимаю, что мне их жалко. Может быть, я ошибаюсь, и обстоятельства изменятся, но сегодня на первый крик: "Товарищ" не обернется вся земля. А мы на революционной романтике выросли, и с этой романтикой мы и уйдем…
Записала Наталья Витива
Комментарии
Уважаемые читатели! В связи с напряженной внешнеполитической обстановкой мы временно закрываем возможность комментирования на нашем сайте.
Спасибо за понимание