Способы адаптации власти к протестным действиям будут становиться либо более изощрёнными, либо более откровенными и жёсткими, считает политолог Олег Реут.
Чуть более года назад редакция предложила взять интервью у Артёма Корнышова, тогдашнего координатора Штаба Алексея Навального в Петрозаводске. Мне кажется, что материал получился неплохой. В нём были и юношеский идеализм, и довольно свежий взгляд на политические процессы. Собеседник позиционировал себя как один из лидеров общественно-политического протеста в республике. Сразу после выхода интервью я решил, что через год надо будет его перечитать и оценить, насколько мой собеседник оказался прав. И в каких-то деталях, и в том, что называется по большому счёту.
Самое сущностное наблюдение (и, пожалуй, разочарование) связано с тем, что ни Корнышов, ни его сторонники и помощники не стали публичными политиками регионального или хотя бы городского уровня. Они полностью отказались от участия в выборах, хотя, например, только в Единый день голосования 9 сентября распределялись более 600 мандатов депутатов советов муниципальных образований, в том числе, и в Петрозаводске.
Может что-то получилось – если именно это слово здесь корректно использовать – с протестом? Принёс ли он свои результаты? Заставил ли власть становиться "честной, открытой и подконтрольной обществу"?
Очевидно, что в целом в последние годы протесты все больше становятся частью отечественного политического ландшафта. Если из периода, предшествующего 2011-2012 гг., жители республики запомнили лишь протест против монетизации льгот (2005 г.), то теперь репертуар поводов и протестных акций ощутимо обогатился: монстрации, перформансы, костюмированные пикеты. Это не означает, что появилось принципиально новое качество, это значит, что и Россия, и Карелия, хотим мы того или нет, движутся в сторону обществ, где мирные формы протеста – это в общем-то повседневность.
6.jpg)
1.jpg)
Не секрет, что количество протестов больше там, где уровень жизни выше и режим демократичнее: у людей выше требования, они умеют самоорганизовываться, шансы быть репрессированными ниже. В России число протестов на единицу времени всё же ниже, чем в сложившихся демократиях. Но, тем не менее, мы явно наблюдаем более отчётливые циклы протестной активности: 2010-2012 гг. – градозащитные противостояния и движение "За честные выборы", 2017-2018 гг. – оппозиционные движения и чуть в меньшей степени градозащитные. В 2014 году прошло небольшое число антимилитаристских митингов против военных действий в Украине. Однако, масштаб этих протестов предсказуемо не запустил новый виток политико-оппозиционного цикла.
5.jpg)
Помимо роста частоты протестов есть и некоторые другие изменения. Во-первых, меняется их география: если раньше активность концентрировалась в столицах и небольшом количестве региональных столиц, то теперь протестные акции расползлись по всем более или менее крупным городам. В республике особо выделяются Петрозаводск, Сегежа, Надвоицы и Питкяранта.
Во-вторых, изменился состав участников митингов и демонстраций: если вплоть до 2011-2012 гг. наиболее активными были пенсионеры, то теперь это всё в большей степени молодежь.
В-третьих, в протестной активности стало больше политики. В 2011-2012 гг. участники протестных акций указывали на процедурные аспекты электоральных аномалий и общую несправедливость на выборах, нежели на принадлежность к оппозиции. После 2014 года представление протестующих о политике как о "грязном деле" как будто бы постепенно отошло на второй план. Нет прямой привязки к выборам. Для начала акций достаточно появления на ютьюбе фильма-расследования или локального инцидента, инициированного, например, неадекватными действиями силовиков.
Несмотря на то, что мирные протесты – это нормальная часть политической повседневности развитых стран, в России, естественно, есть свои особенности, которые накладывают отпечаток на формат и состав участников. И прежде всего это природа политического режима. Индивидуальные риски участия в подобных акциях существенно выше, как и издержки по координации и организации протеста. Тем не менее, несмотря на все эти ограничения, их частота и масштаб растут.
Каждый новый виток протестов опирается на наследие предыдущего. Оппозиционные группы – от коммунистов и справедливороссов до сторонников местного "архнадзора" и противников "оптимизации в социальной сфере" – порой способны тактически формировать коалиции, чтобы снизить все те издержки, с которыми сопряжена современная публичная политика, ставшая де-факто полуподпольной в сегодняшних реалиях. Казалось бы, тема повышения пенсионного возраста могла бы ситуативно объединить и левых, и правых. Но условное деление на то, что природоохранные и градозащитные акции – это вотчина "Яблока", правозащитные (например, по уголовным делам в отношении Юрия Дмитриева) организует московско-питерский "Мемориал", а антикоррупционные – сфера ведения Навального и его теперь уже немногочисленных сторонников, всё ещё сохраняется.
Важно отметить, что действенный протест не может быть без организованных гражданских сообществ. В этом смысле ни одна протестная акция не бывает полностью спонтанной. Группы активистов-координаторов с каждым новым витком действий приобретают новые навыки и тактики более успешной мобилизации.
Однако стоит помнить, что параллельно эволюционируют и тактики власти в отношении оппозиции. Наиболее распространенная и наименее затратная форма реакции на протестные настроения – это кооптация. Если политические расхождения не так велики, то с карьерно-ориентированными активистами порой удаётся довольно быстро договориться.
Так или иначе, протесты – это уже не исключительное событие, это часть повседневности, к которой властям придётся адаптироваться в ближайшее время. И способы адаптации будут становиться либо более изощрёнными, либо более откровенными и жёсткими.
Комментарии
Уважаемые читатели! В связи с напряженной внешнеполитической обстановкой мы временно закрываем возможность комментирования на нашем сайте.
Спасибо за понимание