Завершившийся обвинительным приговором судебный процесс по делу Девлета Алиханова волей или неволей подталкивает к рассмотрению практики правоприменения в сфере экономических преступлений и более широко – в области развития предпринимательства.
Как так может получаться, что в отношении предпринимателя, не только не ставившего подпись под контрактами, которые в дальнейшем были признаны наносящими ущерб бюджету, но и не являющегося выгодоприобретателем, возбуждаются уголовные дела, а он сам вынужден на период следствия и судебного разбирательства находиться под стражей? Почему по оценке ведущего научного сотрудника санкт-петербургского Института проблем правоприменения Кирилла Титаева "примерно четверть всех приговоров по экономическим статьям Уголовного кодекса выносится за действия, которые с точки зрения здравого смысла невозможно назвать преступлениями"?
Попытки найти ответы на эти и многие другие вопросы актуализируют проблему избыточной криминализации экономической деятельности в России и в частности – в Карелии.
Действительно, в регионе существует проблема уголовно-правового давления на экономику. Она заключается в том, что действия, которые являются частью обычного хозяйственного оборота или результатом незначительных ошибок в финансово-экономической деятельности предприятий, организаций и граждан, могут быть квалифицированы и зачастую квалифицируются как преступления. Ситуация, когда конкретные разовые действия, не представляющие общественной опасности и не влекущие сколь-либо серьёзного ущерба, рассматриваются как преступления, называется избыточной криминализацией.
Избыточная криминализация экономической деятельности причиняет непосредственный ущерб общественным отношениям в республике: квалифицированные специалисты необоснованно получают судимость и, в связи с возникающими ограничениями, используются в экономике менее эффективно, бюджетные средства расходуются на расследование таких преступлений. Но не менее значим и косвенный ущерб – из-за опасений выборочного и необоснованного уголовного преследования руководители компаний и организаций (особенно государственных) избегают использования новых технологий и современных управленческих практик. Отдельно важно отметить, что таким образом риски нелегальной (теневой) экономической деятельности становятся сопоставимы с рисками легальной деятельности – и это стимулирует предпринимателей уходить в серый сектор экономики.
Кроме того, такая ситуация порождает существенный репутационный ущерб для судебных органов и создаёт ложные ориентиры для следствия (вместо того чтобы заниматься борьбой с серьёзными – прежде всего, насильственными – преступлениями, они начинают работать на криминализацию мелких ошибок и неточностей). Естественным результатом этого становится массовое избегание занятия предпринимательской деятельностью, то есть любым непротивозаконным делом, направленным на получение дохода.
Очевидно, что причины противоправных поступков могут быть совершенно разными. В некоторых случаях человек чётко знает, что нарушает закон, и намеревается его нарушить, чтобы получить дополнительный доход в денежной или неденежной форме. Однако здравый смысл подсказывает, что часто противоправные поступки в сфере предпринимательской деятельности вызваны незнанием закона, невнимательностью и даже неаккуратностью. Такое поведение, безусловно, не заслуживает поощрения, но и применение уголовно-правовых санкций в таких случаях неоправданно.
Из причин противоправного поведения нельзя также исключать ситуации правовой неопределённости, когда все участники правоотношений твёрдо и не без оснований уверены, что поступают законным образом, потому что по-разному трактуют закон. Для разрешения подобных ситуаций в первую очередь и нужен суд, который определяет, как именно закон следует толковать.
И здесь мы подходим к одной из важнейших проблем отечественной судебной системы как таковой. Это проблема доказывания умысла, ведь нельзя по неосторожности что-то растратить или совершить мошенничество. Значит, должен быть умысел. Но в значительном количестве выносимых карельскими судами приговоров по так называемым "резонансным делам" обнаружить доказательства этого умысла практически не удаётся. Следователь, а за ним и судья просто пишут: "Продолжая реализовывать преступный умысел …" Суд игнорирует слова подсудимого о том, что он понятия не имел, что, оказывается, был, например, материально ответственным лицом или должен был знать, что "придумывает схему" в условиях обязательной приватизации муниципального имущества, хотя и должен был ознакомиться с законом и узнать, что совершается преступление.
На языке современной юридической науки это называется объективное вменение, когда умысел логически выводится из действий. И если, например, в делах о насильственных преступлениях это часто нормально (бил ножом в область сердца, значит хотел убить), то в делах имущественной направленности всё сложнее. Необходима работа по доказыванию умысла – показания свидетелей, переписка, данные прослушки и т.д. В остальных случаях эти дела даже не должны возбуждаться. Эти конфликты должны разрешаться в порядке гражданского судопроизводства или вовсе в досудебном порядке.
Уголовное преследование – это самый серьёзный и самый дорогой инструмент государственного насилия, который должен применяться максимально экономно. То есть всюду, где общественные права могут быть восстановлены без использования уголовного закона, он использоваться не должен. Сам факт уголовного преследования уже причиняет существенный вред человеку, подозреваемому в преступлении, – начиная с издержек публичной медиатизации и заканчивая избранием мер пресечения, среди которых наиболее жёстким является досудебное заключение под стражу.
В случае признания человека виновным в совершении преступления карательную силу имеет не только назначенное уголовное наказание. Судимость и сам факт привлечения к уголовной ответственности, который остается в биографии человека даже в случае прекращения уголовного дела (например, за примирением с потерпевшим), существенно влияют на карьерные и жизненные перспективы. Помимо неблагоприятных социальных последствий от использования мер уголовной репрессии, существует и экономический аргумент к их минимизации. Затраты государства на борьбу с противоправным поведением должны быть соотносимы с общественной опасностью этого поведения.
Однако не менее значимо и то, что специфика доказывания в судах такова, что огромное количество фактов принимается просто на веру со слов следствия. В таких обстоятельствах реализация подлинной презумпции невиновности, когда ни одно объяснение подсудимого не может быть отвергнуто бездоказательно, – это гораздо более важная и системная вещь. Это задача на много лет и для судов, и для следственных органов. Пока же продолжается тенденция выборочности (порой, к сожалению, политически мотивированной) в применении государственного насилия, приводящая к тому, что все участники легальной экономической деятельности постоянно ощущают усиливающийся риск уголовного преследования. Неудивительно, что, в конечном счёте, инвестиционно-предпринимательский климат в Карелии только ухудшается.
Комментарии
Уважаемые читатели! В связи с напряженной внешнеполитической обстановкой мы временно закрываем возможность комментирования на нашем сайте.
Спасибо за понимание