Рядовой Любарский

Эксклюзивное интервью с мэром Петрозаводска Владимиром Любарским перед отставкой и отъездом добровольцем в зону СВО.

Мы встретились с Владимиром Любарским за два дня до сессии Петросовета, когда депутаты должны будут принять его досрочную отставку с поста мэра. В его кабинете видны следы сборов. На столе лежит солдатская экипировка и книги по тактической медицине. На диване — медицинский тренажер. В подразделение «Ахмат» он должен прибыть 3 июля.

Разговаривая с нами, Любарский одновременно подписывает пачку благодарственных писем. Все, кто его знает, заметят — он сильно изменился. Кажется, эти перемены — во всем. Во внешности, взгляде, даже манере говорить. И все, что он нам рассказал, и как он это рассказал, — останется частью городской истории. Истории мэра Петрозаводска, который покинул должность и добровольно отправился воевать.

«Люди существуют в двух параллельных реальностях: одна воюет, другая не замечает»

— Владимир Константинович, Ваше решение пойти добровольцем в «Ахмат» для многих стало неожиданностью. Расскажите, когда Вы его приняли и что явилось последним толчком.

— Окончательно я принял решение, когда получил сертификат о прохождении спецкурса № 1 Российского университета спецназа. Я прошел обучение в Чечне, меня похвалили инструкторы. Так что, несмотря на мой возраст, по совокупности знаний, физической формы и мотивации, я смог сказать себе, что готов. И это было точкой в процессе, который, безусловно, зрел достаточно долго, наверное, с начала спецоперации. Ранее какие-то вещи меня подталкивали, какие-то задерживали. Но итоговой точкой было окончание спецкурса.

— Вы ехали в Чечню уже не просто так, а понимая, что, окончив этот этап, Вы в дальнейшем окажетесь в зоне СВО?

— Да, это так и было.

— Конечно, интересует главная причина — почему? Вы же могли этого не делать. В силу возраста и других оснований.

— Вопрос возраста я закрыл физической формой. Ну, а что касается мотивации, она у меня многофакторная. Надо понимать, что мы уже никогда в прежней стране жить не будем. И люди сегодня существуют в двух параллельных реальностях: одна воюет, а другая этого не замечает и, мне кажется, не осознает. И, на мой взгляд, это основное противоречие, которое может погубить и общество, и страну в целом. Даже не внешние угрозы, а именно этот разрыв, я думаю, крайне опасен для нас.

Безусловно, отдельной мотивацией стали мои поездки в зону СВО, общение там с нашими ребятами и понимание того, что они как минимум такие же, как я, а в некоторых вопросах я даже лучше их подготовлен.

Ну и с точки зрения морали на мое решение повлияли вошедшие в график походы на почетный участок Сулажгорского кладбища. Когда ты стоишь перед родными и близкими, перед друзьями погибших ребят… Подспудно я сам себе задавал вопрос, почему я, не совсем еще старый, тут стою, в то время, как чьи-то дети, отцы, мужья, братья, находятся на фронте.

Совокупность этих и других факторов привела к тому, что я принял решение. Но точку в этом вопросе я поставил только тогда, когда уже был уверен, что ничего из того, что сделано в городе, не пропадет, не разрушится и доведено до такого уровня, что нужно просто доделывать и масштабировать.

По большому счету, мы разобрались с уборкой города — расстались с неблагонадежным партнером, конструктивно работаем с Кондопожским ДРСУ. Начали транспортную реформу, остается ее продолжить вместе с республиканской властью. Да, есть много текущих проблем, связанных, например, с уборкой мусора, но опять же, понятно, что нужно делать, куда идти. И главное, — у меня есть уверенность, что городская власть не уйдет на путь противостояния с региональной, и что будет дальнейшая совместная работа города и республики.

«У меня нет политических амбиций — ни губернаторских, ни каких-то еще»

— Когда появилась информация о Вашем скором отъезде, люди ее восприняли по-разному. В сети начали выдвигаться разные версии. Одна из них — якобы грозящее Вам уголовное преследование, от которого Вы пытаетесь скрыться в зоне С. О. Можете каким-то образом прокомментировать эти слухи?

— За моей мотивацией нет ничего другого, кроме того, о чем я уже сказал. Да, иногда в телеграмме, соцсетях пишут грязные вещи, никаким образом не соответствующие действительности. Я не держу на этих людей зла, не обижаюсь, не расстраиваюсь и не огорчаюсь. Для меня они не существуют. И всем друзьям и знакомым я советую просто не кормить троллей и не обращать на них внимание. Потому что, если начинаешь обращать внимание, всё — тролль победил. Я это все уже проходил в правоохранительных органах, когда преступники пытались оболгать, подставить, запугать, меня этим не удивишь.

Сейчас эти тролли работают на одном поле с ЦИПсО (Центр информационно-психологических специальных операций — прим. авт.). С теми, кто «минирует» школы, системы оповещения и т. д. Мой телефон идентифицирован, и люди с украинскими номерами постоянно угрожают мне и моей семье. Недавно у супруги обрушилась социальная сеть, пошли оскорбления и угрозы. Тут просто нужно понимать — идет информационная война.

— Еще одна версия телеграм-каналов — участие в СВО добавит Вам политические очки и поможет в дальнейшей в карьере, именно поэтому Вы туда идете. Признайтесь, ведь такая мотивация тоже может присутствовать.

— Для меня лично нет, хотя я понимаю, что такая мотивация может иметь место. И я не отношусь к ней с какой-то предвзятостью. Если мне скажут, что какой-то чиновник поехал в Луганскую народную республику, ориентируясь, в том числе, на карьерный рост, у меня к нему не будет никакой неприязни. Он же, извините, не на курорт собрался, он все равно едет в зону риска и является особо выделенной мишенью для противника. Поэтому если человек готов помогать Родине и рисковать своей жизнью, в том числе, чтобы продвинуться по службе, я не вижу в этом никакой беды.

Для меня лично эта составляющая не играет никакой роли. Потому что у меня нет политических амбиций — ни губернаторских, ни каких-то еще. По большому счету, то, чем я занимался в городе после службы в правоохранительных органах, полностью отвечало моим внутренним потребностям.

«Мама не знает»

— Кому Вы самому первому сказали, что вступаете в «Ахмат» и едете воевать?

— Главе республики.

— Раньше, чем жене?

— Жене во вторую очередь.

— Почему?

— Это, может, неправильно. Но жизнь так сложилась. Служба всегда была для меня на первом месте. Как и для моих родителей. Они жили работой и для меня тоже служба всегда шла впереди.

— Что конкретно сказал Артур Парфенчиков, когда Вы ему позвонили и сообщили о своем решении?

— Для начала он помолчал. Наверное, как-то переваривал эту информацию. Потом он спросил, уверен ли я в своем решении и, получив ответ, сказал, что понимает и поддерживает.

Он сказал: «Ты, наверное, ожидал, что я скажу что-то другое, но я тебя, Володя, понимаю, я тебя поддерживаю. Единственное, чего бы мне хотелось, чтобы ты все-таки вернулся сюда и дальше работал в моей команде».

Я не скрываю, что и сам бы этого хотел, но для меня первичной задачей сейчас является исполнение воинского долга в зоне специальной военной операции. Все остальное уходит на второй план.

— Как Ваше решение восприняли близкие?

— Очень тяжело, и я, безусловно, их понимаю. Самая тяжелая история — это мама.

— Мама знает?

— Нет, мама не знает. Маме 87 лет, у нее уже не тот возраст и не то состояние, чтобы можно было сказать ей об этом. Она уже не встает, постоянно с сиделками. Видимо, я скажу ей, что еду куда-то в обычную командировку.

«Я еду рядовым»

— Что конкретно Вы будете делать в зоне СВО? Ведь Вы же не будете бойцом, который пойдет в атаку с автоматом? Или будете?

— У меня нет понимания, чем я буду заниматься. Буду выполнять те задачи, которые передо мной поставит командир, и, вероятнее всего, они будут как раз те, о которых вы сказали. Тут надо понимать, что гражданский или правоохранительный опыт ничего не значит на поле боя. Это разные компетенции. Ты можешь быть хорошим директором завода или прекрасным начальником городского отдела внутренних дел, но на войне это значения не имеет. Особые звания в полиции не соответствуют воинским званиям. Поэтому начальник одного регионального наркоконтроля, генерал-лейтенант, если не ошибаюсь, ездит в зоне СВО на броне вместе со своими сослуживцами в качестве рядового. Потому что это соответствует его набору компетенций.

Уровень подготовки у меня — командир отделения, это максимум. Я учился на командира отделения в учебной части в 1986 году, это было в Литве. А потом еще полтора года служил в отдельной десантной части в Забайкальском военном округе. Так что максимально я могу командовать отделением в 10-12 человек, да и то после того, как приведу свои знания и умения в соответствие сегодняшним реалиям. Потому что навыки, полученные в 80–90-е годы, безусловно, важны. Когда ты сроднился с автоматом, это уже в крови, в руках, в нервных окончаниях, это ничем не выбьешь. Но сейчас же все изменилось, даже изготовка к стрельбе другая. Поэтому в Гудермесе приходилось переучиваться. Но в общем-то я достойно переучился, поэтому буду выполнять те задачи, которые поставят.

— То есть Вы едете рядовым?

— Да, я рядовой.

— Что Вы умеете делать на войне?

— Умею стрелять из разных видов оружия: пистолет, автомат, пулемет, гранатомет. Умею обращаться с гранатами. Имею минимальные необходимые знания в тактике ведения боя, в открытой и лесистой местности. Самым большим вкладом в мою компетенцию стали полученные на учебе навыки военно-полевой первичной медицины. Я в состоянии оказать помощь себе и своим товарищам. Могу наложить турникет, затампонировать рану, перевязать и эвакуировать. На что-то большее не решусь, но мне кажется, это крайне важная история, потому что она является базовой.

«Если мне голову оторвет — контракт прервут»

— Объясните, почему именно чеченский «Ахмат». Вы же могли пойти, например, в петрозаводский военкомат.

— В принципе можно было пойти и в наш военкомат, я разные варианты рассматривал. Хотел даже попасть в свою родную 11-ю отдельную десантно-штурмовую бригаду, которая сейчас базируется в Улан-Уде. В итоге пошел проторенным путём. Тут нет никаких подводных камней, просто после окончания спецкурса в Гудермесе понял, что мне в принципе понравилось, как и чему там учат, в каких условиях, и понял, что готов. И еще ключевой вопрос заключается в военном предназначении. Если у человека есть специфическая военно-учетная специальность, ну тогда, наверное, не «Ахмат». То есть, если бы я был командиром радиолокационной станции, то пошел бы в министерство обороны…

— То есть Вы с министерством обороны контракт подписывать не будете?

— Нормативная база предусматривает два вида контрактования. Участники СВО заключают контракт или с министерством обороны, или с тем добровольческим подразделением, у которого есть контракт с министерством обороны. «Ахмат» такой контракт подписал, поэтому контрактуясь с «Ахматом», я через них косвенно контрактуюсь с МО.

— На какой срок Вы подписываете контракт с «Ахматом»?

— Первичный контракт — 4 месяца.

— Вы сможете прервать этот контракт раньше, если возникнет такая необходимость?

— А в чем может быть такая необходимость? Только состояние здоровья. Конечно, если мне голову оторвет — контракт прервут.

— Допустим, Вы просто испугались и поняли, что не готовы.

— Уверен, что со мной этого не произойдёт, не тот случай.

Есть указ президента, по которому я, поскольку мне уже 55 лет, после окончания срока контракта буду подлежать возвращению. Но опять же, если я этого захочу.

— Вам вообще страшно туда ехать?

— Всем людям свойственен инстинкт самосохранения. Главное, чтобы не страх тобой владел, а ты владел своим страхом. Я думаю, что в состоянии владеть своими собственными страхами.

Не знаю, нужны ли бесстрашные люди на войне, я в этом очень сомневаюсь. Мне кажется, что они слегка опасны. Такой человек и сам погибнет, и еще кого-то погубит.

— Физически Вы готовы? У Вас же нога недавно была сломана.

— Думаю, что готов. В ноге стоит пластина, поэтому я не пойду в парашютисты, иначе первое же приземление сделает меня не боеспособным. Но я спокойно, в боевой выкладке с оружием выполнял все задачи, которые ставились инструкторами, включая эвакуацию с поля боя своих сослуживцев, которые были точно также экипированы. Во время подготовки я проезжал на велосипеде 200 километров, и, хотя понятно, что это не эквивалент, но это означает, по крайней мере, что 5 километров в полном обмундировании быстрым шагом я способен пройти.

— У Вас уже есть позывной? Как они вообще придумываются?

— Позывной есть, придумал уже. Но не могу его назвать. Иначе стану легкой мишенью для противника.

— Сейчас подразделения «Ахмата» находятся на территории Белгородской области. Означает ли это, что Вы тоже можете там остаться?

— Это неизвестно. У меня пока нет реального понимания, и оно может появиться только тогда, когда оно появится у моих будущих руководителей. Я еще не в строю, распределять нас будут тогда, когда закончится учеба.

Некоторые странные люди пишут, что на самом деле «Ахмат» не воюет, воюет только «Вагнер». А в моем понимании, вне зависимости от того, к какому подразделению принадлежит боец, он сейчас одинаково нужен и дорог Родине. Хоть он в ЧВК, хоть в министерстве обороны, хоть в «Ахмате». И люди, которые пытаются сказать, что «Ахмат» прячется за чьими-то спинами, пускай открыто им скажут это в лицо.

«Когда узнали, что я мэр, отнеслись с уважением»

— Там вообще знают, что Вы — мэр столичного города?

— В последний день узнали. Так что на протяжении всей учебы никаких поблажек не делали.

— И какая была реакция?

— Когда узнали, что я мэр, отнеслись с уважением. Чеченский инструктор сказал: все бы так… Ну то, есть, возвращаясь к началу нашего разговора… Важно не то, могу ли я грамотно нажимать спусковой крючок. Важно, способно ли наше общество мобилизоваться в независимости от служебного положения, национальности, вероисповедания граждан. Это крайне важно сейчас для сохранения целостности страны. И мне кажется, я вношу свой малюсенький вклад в это дело. Для того, чтобы люди не делили общество на категоричное «мы» и «они»: мы воюем, они — отсиживаются. Так что вот вам еще одна моя мотивация.

— Вы хотите туда сходить за всех тех, которые «отсиживаются»?

— Если о должностях говорить, то не я же один иду. Многие идут. У нас парень из карельского минэка воюет в десанте на передовой. Те же ребята Шутов и Войнов, один их них руководитель структурного подразделения ПетрГУ, другой — директор школы, оба уже давно на фронте. Да, они не мэры, но люди с серьезным профессиональным и управленческим опытом.

Поэтому я иду за себя. Но думаю, что вслед за мной еще кто-то сделает подобного рода выбор. Мне уже сейчас пишут в личку люди, которые имеют определенный вес, и спрашивают телефоны, говорят, может поедем вместе и т. д.

— Ваш друг, депутат Петросовета, директор Центра спортивной подготовки Тимур Зорняков, который тоже проходил учебу в Гудермесе, с Вами едет? Или Вы будете там автономно друг от друга?

— Мы будем автономно друг от друга существовать. Ну, может, как это иногда бывает, — случайные встречи на войне, и вдруг пересечемся. Сложность в том, что я знаю, где он будет находиться, а он про меня — нет. Да я и сам пока не знаю, где буду.

«Кроме автомата у меня уже все есть»

— Расскажите, как Вы сейчас готовитесь к отправке в зону СВО. Вы что-то покупаете из обмундирования, экипировки за свой счет?

— Да, пришлось. Но я в принципе давно готовился, поэтому в состоянии экипировать себя сам с помощью друзей, ребята мне помогают. Кроме автомата у меня уже все есть. И даже наградной пистолет я с собой беру.

— Откуда он у Вас?

— Меня Артур Олегович Парфенчиков наградил, будучи руководителем федеральной службы судебных приставов в период несения мной службы в ФССП России. Так что пистолет мне пригодится.

— Сколько это стоит, — собрать солдата на войну?

— Это сложная история. Что-то ты сам купил, что-то тебе принесли. Можно купить ботинки за 6 тысяч, а можно и за 3. Снаряжение, конечно, важно, но ты все равно не станешь киборгом или суперсолдатом, просто открыв кошелек. Нужно еще уметь владеть всем, что у тебя есть. Поэтому не готов перевести в рубли.

— Кто те ребята, которые Вам помогают собраться?

— Мои сослуживцы, в основном. Бывший коллега — начальник управления по особым производствам ФССП России прислал мне прицел, он охотник. Ветераны-чеченцы Максим Кутузов и Даниил Гвоздев прислали две аптечки, полностью укомплектованные. Жена одного из наших мобилизованных воинов-десантников готова еще один прицел отдать. Так что вот такая история…

Женщина в личку написала, связала мне Мишку: возьмите в качестве талисмана вязаный элемент экипировки. Ну я ее попросил, чтобы она связала его чуть поменьше размером, потому что такой большой медведь полрюкзака займет. Она согласилась поменьше связать.

— Какие-то наши фонды помощи мобилизованным Вам помогают?

— Нет. Я все время сдавал деньги в фонд «Живой город», но не стал в него обращаться. Мне кажется, что он больше нужен сейчас тем нашим бойцам, которые на данный момент находятся в зоне СВО. А я пока еще в состоянии вместе со своими друзьями экипироваться.

— Какую зарплату Вы там будете получать, узнавали?

— Без понятия даже. Если верить газетам, человек, находящийся в зоне боевых действий, порядка 200 тысяч должен получать. Здесь у меня зарплата чуть меньше.

Но пенсионный отдел МВД обо мне уже «позаботился». Позвонили и сказали, что на период участия в СВО должны приостановить мою пенсию. То есть минус 20 тысяч получается. Зоопарк какой-то: мэром работаешь — пенсию получаешь, пошел в 55 лет Родине служить — пенсию забирают. Может быть законодатели задумаются, не у меня же одного такая ситуация.

— На что будет жить Ваша семья, пока Вы там?

— Когда ты поступаешь в «Ахмат», заводится специальный счет ВТБ-Мир, и семья получает доступ к этому счету. Потребности бойцов минимальны, так что этим счетом будет семья распоряжаться. Там же, слава Богу, кормят, одевают, обувают, а в кино я вряд ли там куда-то пойду. Так что затрат особых не будет.

— На Вас будут распространяться льготы участников СВО?

— Меня это особо не тревожит, я даже не знаю, что они дают. У меня есть государственные награды, к примеру, но я так не сходил до сих пор оформить ветерана труда, хотя мог бы. Все это вторично для меня. Ни званиями, ни регалиями, ни льготами никогда особо не интересовался. Я не пытаюсь этим гордиться, просто это такая моя особенность. Мне все равно, майор я или полковник, хотите верьте — хотите нет. Поэтому я и ушел из правоохранительных органов майором, потому что мне было, по большому счету, все равно — я решал полковничьи задачи, был на полковничьей должности. У каждого человека свои мотивации, и эта составляющая в мою мотивацию не входит.

«Я не мог остаться мэром»

— Когда Вы сообщали о своем решении, Вы понимали, что придется реально уйти в отставку?

— Я знал, что должность главы города не предусматривает приостановления полномочий в силу действующего законодательства. Насколько это правильно, — другой вопрос, потому что, с одной стороны, президент сказал — за всеми сохраняются их рабочие места, но, с другой стороны, — выборная должность, это, конечно, другой формат. Главное, у меня нет никаких внутренних противоречий из-за того, что мне приходится увольняться и прекращать свои полномочия.

Я бы все равно уехал. По любому.

— Получается, юридически Вам нельзя было остаться мэром, пребывая в зоне СВО. То есть отставка — это вынужденный шаг?

— Да, я не мог остаться мэром. Но это не вынужденный шаг. Это просто такая юридическая конструкция, поэтому я и написал заявление.

— Вы понимаете, что Ваша отставка доставит определенные сложности руководству республики?

— Я главе республики за понимание и поддержку по-мужски и по-человечески благодарен. И прекрасно осознаю те сложности, которые мой уход, безусловно, вызовет. При том, что незаменимых нет. Все будет хорошо, но, тем не менее, наверное, я могу и чуть сложнее, чем делал. Амбициозно хотелось бы в это верить.

Командир меня понял. И в силу того, что мы с ним не один пуд соли съели и не один год бок о бок прожили, его поддержка для меня много значит.

— Вам жаль расставаться с работой мэром?

— Да, очень жаль. Потому что эта работа конкретна, наглядна. Я в ней нашел определенный драйв. Мне нравится, что я вижу конкретные результаты своей работы. Не всегда они меня удовлетворяют, но за моими действиями всегда что-то остается… Поэтому не буду скрывать, — мне жаль. Но, опять же, не с точки зрения собственной важности. Я не являюсь той фигурой, которую, если исключить из публичной плоскости, она тут же с ума сойдет из-за того, что про нее забыли. Быть публичным для меня — это элемент работы, необходимость. Для того, чтобы понимать, что нужно горожанам, нужно быть открытым. И это не маска, это часть труда.

— Сожалеете о чем-то, что хотели, но не успели сделать на посту мэра Петрозаводска?

— Одна из идей городских властей во взаимодействии с общественниками и бизнесом — возрождение Каменного бора, включая памятник бойцам истребительного батальона. Несмотря на то, что уже многое сделано, я хотел бы увидеть результат и был бы рад, если бы это произошло при мне. Но не расстроюсь, если этот проект и без меня завершат.

«Я в Колыхматовой уверен»

— Исполняющей обязанности главы с большой долей вероятности станет ваш первый зам Инна Колыхматова. Как Вы оцениваете ее профессиональные качества? Справится?

— Я могу смело сказать главе республики, депутатам Петросовета, горожанам, что я спокоен в этой части. Инна Сергеевна — опытный управленец, у нее есть нужная для принятия решений твердость и нужная для общения с людьми мягкость. Она умеет справляться со сложными ситуациями. У нее есть весь тот набор качеств, который позволит исполнять обязанности главы города в полном объеме.

Наверное, ей будет сложнее. Но и мне поначалу было нелегко.

— Кого Вы видите следующим мэром Петрозаводска?

— Ух… я не знаю. Я хотел бы видеть на этом посту человека, который был бы заинтересован в судьбе города, который не был бы к городу равнодушен. А кто это персонально — не знаю.

— То есть Вы отделяете для себя: временный глава города — Колыхматова, следующий мэр — не она же, а кто-то еще… Так?

— Это может быть один и тот же человек, но могут быть и разные люди. Мне кажется, что наиболее полезный для города вариант — чтобы мэром осталась Инна Колыхматова. Но я не хочу, чтобы мое мнение как-то предвзято толковали. Выбор будет зависеть от поддержки республиканской власти, депутатов Петросовета.

Это уже не мой выбор. Это просто мои пожелания. Я в Колыхматовой уверен и уверен в том коллективе, который сложился и со мной работал. Это будет нормальная преемственная история.

— Какие три совета Вы дали бы новому мэру Петрозаводска?

— Не быть равнодушным. Это ключевой момент. Как только ты становишься равнодушным, ты перестаешь замечать те вещи, которые важны. Можно пройти мимо перевернутой урны. Мимо треснувшего камня на стене. А, в конечном итоге, ты проходишь мимо людей. И как только ты вступаешь на эту кривую дорогу, пройденная мимо перевернутая урна начинает масштабироваться до безразличного исполнения своих обязанностей. А градоначальник не может и не должен быть роботом.

Беречь людей. Подчиненных нужно мотивировать, нужно показывать им личный пример и опираться на них.

И надо помнить, что любая власть тебя портит. Надо периодически себя осаживать. Это такая узда, в которой нужно находиться постоянно.

— Вы в ней находились?

— Еще с милицейских времен. Потихоньку шагая по карьерной лестнице, я прекрасно понимал, что власть — это профессиональная деформация, и, если ты не будешь себя одергивать, это ни к чему хорошему не приведет. Когда ты станешь ездить в отдельном лифте, садиться за отдельный стол, перестанешь здороваться с людьми, это все, — пиши пропало.

«Ушло вдохновение»

— Раньше на многие события в своей жизни Вы откликались стихами. Теперь они пропали. Почему?

— Ушло вдохновение. Может быть вернется. Это не признак депрессии или еще чего-то. И раньше такое было. Когда-то сочинял, когда-то не сочинял. Сейчас очень много рутины, я как белка в колесе бегаю. А чтобы сочинять стихи, надо быть более свободным человеком. Сейчас у меня идет подготовка к грядущим масштабным событиям, поэтому немножко не до того.

— Возьмете с собой какую-то книжку?

— Я сейчас Бердяева читаю, «Судьба России» книжка называется. Надеюсь, что пока будет учеба — дочитаю. А вообще литература у меня сейчас специфическая. Возьму с собой брошюру про тактическую медицину. Какие-то аудиокниги, наверное, будет возможность и там слушать.

— О чем Вы мечтаете?

— Хочу, чтобы дети жили в мире. Это не пустые слова. Очень не хотелось бы оставлять детям и внукам ситуацию, какой она есть сейчас. В этом плане наши деды и отцы были более счастливы, так как подарили нам мирную жизнь. Но мы не смогли ее уберечь. И теперь задача эту беду исправить.

— Как Вы думаете, долго еще это все продлится?

— Мне кажется, что долго. Но я не хочу строить прогнозы, пусть их политологи или еще кто-то делает.

«Человек меняет кожу постепенно»

— Вы очень изменились в последнее время. Куда делся прежний Любарский?

— Наверное, я меняюсь. Человек меняет кожу постепенно. Вот и я постепенно вызрел в того, каким являюсь сегодня. Люди стареют, и к этому нужно философски относиться.

Один мой товарищ с болью в душе сказал недавно: «Как не хочется стареть!»… У меня пока таких ощущений нет, но я его уже понимаю. Хотя пока эти чувства не разделяю.

Беседовала Наталья Захарчук