Политолог Олег Реут рассуждает об изменении политики в отношении взяточничества в России.
Новость о заключении под стражу бывшего первого заместителя начальника ГУ МЧС России по Карелии Александра Фролова как-то не вызвала привычного ажиотажа, сопровождающего сообщения о совершении преступлений. Или у аудитории повысился барьер "требований" к расследованию коррупционных преступлений, а проходные истории уже не цепляют, или громкие уголовные дела идут в общефедеральной новостной повестке в последнее время одно за другим, что даже сообщения, связанные с большими сумами, не всегда оказываются в топе медийной повестки.
Институт проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге уже много лет проводит мониторинг расследований по злоупотреблениям должностным положением. В своём недавнем обзоре исследователи обратили внимание на то, что если прямой коррупционный умысел в отношении чиновника доказать не удаётся, то преступление практически всегда не маркируется как коррупционное в статистике.
Так, по данным судебного департамента при Верховном суде России, в 2018 году за преступления коррупционной направленности было осуждено 9 862 человека. И больше половины из них – за взятки: 28% за мелкое взяточничество (ст. 291.2 УК), 15% – за дачу взятки (ст. 291) и 12% – за получение взятки (ст. 290). Остальное пришлось в основном, на все виды мошенничества (19%) и растрату (12%).
Подробнее об изменение политики в отношении взяточничества читайте здесь.
Комментарии
Уважаемые читатели! В связи с напряженной внешнеполитической обстановкой мы временно закрываем возможность комментирования на нашем сайте.
Спасибо за понимание